Книга Короли улиц - Саша Южный

— Чемпион? Зачем ты пришел сюда?

— Я… — Вечер замешкался. Не говорить же человеку, который находится в беспомощном состоянии, что он пришел его добить. — Я хотел понять, как тебе удалось меня победить.

— Тебя учили спорту, а меня боевому искусству, вот в чем различие. Тебе не стоило приходить сюда, — китаец говорил со страшным акцентом, но речь выстраивал правильно.

— Почему?

— Тебе придется принять эстафету. Помоги мне.

Вечер развязал китайцу руки и ноги, но тот не двигался.

— Я на гвоздях, — пояснил он. — Они уже вошли на треть. Самому мне не встать.

Вечер, присмотревшись внимательней, заметил, что тело китайца не касается лежака. «Вот откуда запах крови», — понял он.

Китайца следовало снимать целиком, в горизонтальном положении, иначе гвозди проникнут глубже. Вечер попытался просунуть руки под тело, его пальцы сразу же уперлись в гвозди и стали мокрыми и липкими. Китаец весь сочился кровью. Вечер метнулся по вагончику, нашел щетку на длинной палке и с ее помощью протолкнул между гвоздями веревки, которые снял с рук и ног китайца. Он пока не пытался что-либо понять, поскольку был сосредоточен на своих действиях. Протянув веревки в районе лопаток, пояса и бедер, он стал медленно поднимать тело. Оно почти ничего не весило.

— У меня недалеко машина, — сказал Вечер, опуская китайца на лавку.

— Поздно, — сказал тот. — Со мной работали мастера.

— Успеем, — возразил Вечер.

— Со мной все кончено, подумай о себе.

— Я в порядке.

Китаец слабо усмехнулся:

— Уже нет. Ты принял эстафету, хочешь ты этого или нет. Уже ничего нельзя сделать.

— О чем ты? — произнес Вечер.

«Похоже, у бедняги начался бред», — подумал он.

— Попытайся понять, что в этом мире, кроме людей, озабоченных собственным процветанием, престижем, славой и прочей мишурой, есть и другие люди, и иные формы сознания и бытия, — сказал китаец. — Но кто-то не хочет, чтобы в мире существовало сверхъестественное и происходили чудеса. — Китаец помолчал, делая передышку, а потом заговорил снова, но как-то невпопад: — Как боец, ты еще сырой, но у тебя невероятная скорость. Такая была только у Брюса. Но кончил он плохо, — китаец закрыл глаза, но продолжал говорить: — В мире немало людей со сверхъестественными способностями кончили плохо. Просто мир не осведомлен. Это тайная закономерность, которую от него тщательно скрывают. Я начал со смерти Брюса. Мне не удалось узнать, кто его убил, но я понял почему. Этого было достаточно, чтобы на меня открыли охоту. Я понял, что спасти меня могут только их антиподы, то есть люди с другой формой сознания. Я искал таких. Их не узнать в толпе, их могут выдать только глаза, но и то лишь когда пристально смотришь в них. К тому времени за мной шли по пятам. Я бежал в Россию, надеясь здесь затеряться и заодно найти Морозника. Этот русский из тех, имеющих другую форму сознания. Но выяснилось, что он уже в Нью-Йорке. Одно время я думал, что мне удалось замести следы, от меня отстали. Но они никогда не перестают искать. Они идут по запаху.

Вечер слушал, с некоторым сожалением глядя на китайца. «Пускай закончит», — решил он.

— Теперь они знают и тебя, — произнес китаец. — Здесь стоят камеры. Они хотели видеть мою агонию, убедиться в том, что я умер. Они никогда не поверят в то, что я перед смертью ничего тебе не сказал. Но я тебя предупредил. Значит, у тебя есть шанс. Найди Морозника. Он поможет, подскажет, — слова китайца стали едва слышны.

— Кто с тобой это сделал? — Вечер ближе наклонился к китайцу, но тот, похоже, уже его не слышал.

— Есть другая, более высокая реальность… не зависит, где ты находишься, — быстро шептал он.

— Кто с тобой это сделал? — опять спросил Вечер.

— Их отличает манера убивать…

Глаза китайца остекленели.

Вечер вышел из вагончика и окинул взглядом свалку.

— Бред, — произнес он и сплюнул. — Камеры. Откуда на этой помойке камеры?!

Но внутри остался какой-то осадок.

Его глаза наткнулись на четыре фигуры, стоящие вдалеке, — это были Сева, китаец и Итальянец со своим водителем. Вечер с облегчением вздохнул. «Вот она, единственная реальность, — подумал он. — В данный момент это свалка и люди на ее краю. Понятные, с понятными мотивами своих поступков, никакой тайны».

Вечер вытер ручку на двери вагончика и зашагал к ним.

Сева и Итальянец пили виски, по очереди прикладываясь к бутылке. Водитель стоял немного в сторонке и курил.

— Ну что? — спросил Итальянец.

— Опоздали. Нас кто-то опередил. Беднягу распяли на гвозди и придавили мешками с цементом. Он бредил. Так толком ничего и не сказал.

Итальянец покачал головой, глотнул из бутылки и скомандовал:

— Пошли отсюда.

Потом, когда его «кадиллак» притормозил возле метро «Братиславская», он сказал:

— Знаешь что, Вечер, я наблюдал за тобой. Мне казалось, что ты против всех и всего, включая трибуны. Но при этом, как ни странно, все были за тебя. А ты даже к рингу выходил не так, как другие. И мне это нравилось, потому что здесь мы с тобой схожи. Но тогда ты был непобедимым, а значит, непогрешимым, и толпа это хавала, как повидло, чмокая и облизывая пальцы. Но теперь, когда ты пал, они тебе этого не простят. Ты один против всех, и все против тебя. Толпа. Я тоже не люблю толпу, а если честно, то и людей, и потому торгую наркотой. Налево и направо. Подходите, ублюдки, получить забвение. Я смотрю на их рожи, когда они глотают или курят это дерьмо, блаженно закатывая при этом глазки, и меня тошнит, я мысленно желаю им побыстрей сдохнуть в канаве. Поскольку это естественный отбор, как болезнь или война, только в более гуманной форме. Сильные выбирают борьбу. Они идут к славе, деньгам или Богу, а слабые предпочитают смотреть на это и взбадривать себя инъекциями. Сильный на наркоту не подсядет. Если тебе совсем станет худо, приходи. Для тебя место всегда найдется. Потому что, когда я смотрю на таких, как ты, у меня появляется надежда.

— Спасибо! — сказал Вечер.

— Ну и что будем делать? — спросил Сева, садясь за руль «мерседеса».

Вечер посмотрел, как у входа в метро накапливается толпа, и сказал:

— Поедем к Лечо.

Сева молча завел «мерседес».

Улицы Москвы были забиты машинами. Они попали в пробку и простояли почти полчаса.

— Легко отделались, — сказал Сева, сворачивая с проспекта на боковую улочку. — Не пойму, что держит людей в Москве, что их сюда манит. Пробки, суета. Москва ведь даже не голова, а скорей желудок России.

Когда подъехали к офису Лечо, Сева сказал:

— Знаешь, Вечер, я не пойду с тобой. Не хочу на эту морду смотреть.