Книга Мистериозо - Арне Даль

Дверь слегка приоткрыта. Никого не видно. Только яркий свет.

Он поднялся на небольшую веранду и заглянул внутрь сквозь приоткрытую дверь. Он увидел висевший высоко на дверном косяке маленький мобильный телефон. Телефон звонил, и Йельм краем глаза заметил, как Чавес крадучись пересекает тропинку.

Свет настольной лампы светил очень слабо, но совершенно ослеплял привыкшие к темноте глаза Йельма. Прошло некоторое время, прежде чем он смог хоть что-то различить.

На полу в дальнем правом углу находились двое людей, связанные и с заклеенными скотчем ртами. Ярко-голубые глаза Ани Парикка были широко раскрыты, а глаза Альфа Рубена Винге, наоборот, закрыты. Она сидела, а он лежал рядом, свернувшись калачиком. Их тела не касались друг друга.

У левой стены стояла маленькая кровать, незастеленная.

«Любовное гнездышко!» — Как будто чья-то чужая мысль пронеслась в голове у Йельма.

На стуле слева от двери сидел Йоран Андерсон. Он выглядел точно так же, как и на фотографии, и слегка смущенно улыбался Йельму. В руке он держал пистолет Валерия Треплёва, снабженный глушителем. Он был направлен как раз в Йельма, стоящего в двух метрах от него.

— Закрой дверь, — проговорил Йоран Андерсон. — Пройди вперед и сядь вон туда на кровать.

Йельм сделал так, как ему было сказано.

— Так-так-так, — повторял Андерсон, не отводя пистолета. — А снайперы кружат здесь, между домиками Тантулунден, правильно я понимаю?

Йельм молчал. Он не знал, что ему отвечать.

— Ты помнишь, что я обещал сделать, если ты будешь преследовать Лену? — сказал Андерсон, слегка улыбаясь. — Я только что разговаривал с ней. Отсюда. Она не очень хорошо себя чувствует.

— Но вряд ли это из-за нас, правда? — осторожно спросил Йельм.

— Я спросил, помнишь ли ты, что я обещал сделать? — снова сказал Андерсон с некоторым нажимом.

— Я помню.

— И тем не менее ты пришел?

— Ты не убийца.

Йоран Андерсон рассмеялся.

— Довольно интересное определение человека, сжимающего в руке оружие, из которого были застрелены в упор пять человек.

— Хватит, — сказал Йельм. — Ты ведь и сам хочешь положить этому конец.

— Вот как? — спокойно спросил Андерсон.

— Я не знаю, когда именно это началось. Можно предполагать три разных момента. Ты их знаешь?

— Нет.

— Два первых убийства были идеальными преступлениями. Ни следа. Совершенно и профессионально. Затем вдруг, в гостиной Карлбергера, когда ты, как обычно, стоял в окружении чудесной музыки и вынимал пули из стены своим пинцетом, что-то произошло. Ты оставил одну пулю. О чем ты тогда подумал?

— Продолжай, — ответил Йоран Андерсон, не изменившись в лице.

— Затем ты взял долгую паузу, вынудившую нас сделать множество ошибочных выводов. Ты мог бы остановиться на этом и вернуться к своей беременной подруге.

— Ты действительно так думаешь?

— Откровенно говоря, нет, — сказал Йельм. — Тот, кто однажды убил человека, никогда не остается прежним. Поверь мне, я знаю. Но жить все-таки можно. Убери пистолет — и ты еще увидишь, как будет расти твой ребенок.

— Хватит об этом. Продолжай.

— Хорошо. Чтобы спланировать столь элегантные убийства, как первые три, тебе потребовалось время. Жертва должна была прийти домой поздно, в доме, кроме нее, никого не должно было быть. Да, и еще сроки. Ведь в обоих случаях между убийствами миновало всего два дня. Теперь тебе предстояло спланировать остальное. Хотя я удивляюсь — неужели тебе действительно пришлось составлять план нового убийства так долго, полтора месяца, с ночи на третье апреля и до семнадцатого-восемнадцатого мая? Что ты делал все это время? Сомневался? Раздумывал?

— Прежде всего я слушал. Как я уже говорил тебе по телефону. Я ездил в общественном транспорте, садился в вагоны метро, автобусы, маршрутки — везде, где люди разговаривали, я садился и слушал, слушал их идеи, их теории, их мысли и чувства. Возможно, ты прав, я сомневался. Но реакция людей вынуждала меня продолжать.

— Маленький вопрос, — перебил его Йельм. — Почему два выстрела в голову? Почему такая… симметрия?

— Ты же был в Фиттья, — усталым голосом ответил Андерсон. — Разве ты не посчитал патроны? Семнадцать членов правления, тридцать четыре патрона. Все время все сходится. Ты понимаешь, как все сходится? Бык из банка дал мне пистолет, за кассету с музыкой меня жестоко избили — и по две пули на каждого члена правления. Все точно. А два выстрела в голову — это самое надежное, если у тебя есть всего две пули. Очень просто.

— А потом ты оставил именно кассету. Ведь ты же мог успеть забрать ее, даже не убивая девушку? Но ты ее оставил. Почему? Она же была для тебя настоящим источником вдохновения. А потом? Без музыки стало невыносимо? Тебе приходилось заглядывать в свое сердце? А затем разговор со мной, в котором ты совершенно сознательно дал нам нить расследования. И вот, наконец, все это. Ты уже хорошо изучил привычки Винге, ты знал, что он приедет сюда вместе с Аней. И ты знал, что не должен убивать Аню. Ты сидел здесь точно так же, как обычно, ожидая свою жертву. Они могли свернуть в другую сторону, отправиться не в свое любовное гнездышко, а в какой-нибудь ресторан, и ты остался бы с носом. Но это не обычная гостиная в обычном доме. И ты хорошо знал, что Винге придет не один. Ты хотел, чтобы все оказались именно в той ситуации, в которой мы сейчас и находимся. Это твой собственный, возможно, неосознанный, но все же планомерно воплощенный замысел. Ты хотел, чтобы я пришел сюда. Почему именно я? И почему ты хотел создать именно такую ситуацию?

Йоран Андерсон поднял на него глаза. Только сейчас Йельм заметил, какая в них невероятная усталость. Усталость от всего.

— Хватит, — сказал он. — Хватит с меня всех этих странных совпадений. Этих пируэтов случайностей, которые я считал судьбой. Возможно, я и сейчас продолжаю так считать. Но вместе с музыкой исчезла мистерия. И именно ты, Пауль Йельм, был гвоздем в крышке моего гроба. Та пустая квартира, о которой я случайно услышал в разговоре, как оказалось, находилась по соседству с полицейским отделением в районе Фиттья. Ладно, все это было естественно, все вписывалось в большой узор. То, что драма с заложниками разыгралась там как раз одновременно с моим первым убийством и отвлекла на себя все внимание прессы, это тоже естественно. Все это помогало мне. Но когда оказалось, что именно ты поехал в мой дом в Альготсмоле разговаривать с Леной, что именно ты охотишься на меня, тогда я понял, что наши судьбы связаны. Я знаю, что ты едва не лишился работы в полиции из-за той истории с заложниками. Знаю, что ты, как и я несколько месяцев назад, смотрелся в зеркало в своем доме в Норсборге и не видел никакого отражения. Знаю, что ты чувствовал, как почва уходит у тебя из-под ног. Знаю, что ты ощущал перед собой пустоту, что от души желал убить все начальство полиции, потому что оно не заступилось за тебя, а вело за твоей спиной какую-то свою игру. Может быть, тебе даже хотелось убить всех начальников сразу. Понимаешь, как мы похожи? Мы простые шведы, и время наше ушло. Ничто из того, во что мы верили, больше не существует. Все изменилось, Пауль, и мы уже не успеваем за поворотами судьбы. Мы ставим на статичный мир, это так по-шведски, мы с молоком матери впитали мысль, что все всегда должно оставаться одним и тем же. Мы те самые листы бумаги, которые перечеркнули буквой «z», потому что сочли, что они пустые. И возможно, так оно и есть. Мы пустые.