Книга Хозяин Зоны - Александр Эсаулов

— Не положено.

— Что значит не положено? Я же приехал к родителям! Мне ведь надо где-то жить!

— Все вопросы к начальнику отдела.

Петр с остервенением засунул паспорт во внутренний карман и, полный решимости, зашагал к скамейке, где его покорно ожидала мать.

— Мам, а ну дай свой паспорт.

— Куда? — остановил его дежурный, когда молодой человек, не обращая на него внимания, хотел было пройти внутрь.

— К начальнику. По вопросу визы.

— Какой визы?

— Я — Тысевич, приехал из Орловского училища бронетанковых войск, мои родители живут здесь, а мне в паспортном столе не ставят визу.

— Дай-ка паспорт.

Петр протянул дежурному оба паспорта. Тот открыл сначала материн, а потом Петькин. Оглянулся, убедился, что поблизости никого нет, сунул паспорта ему в руку и шепнул:

— Дурак! Убирайся отсюда немедленно! А то тебе не только визу перечеркнут, а весь паспорт! Понял? Немедленно!!! Всей семьей!!! — последние слова он произнес таким тоном, что Петька понял: дежурный не шутит и не стращает, а просто предупреждает. Помедлив, он молча кивнул и пошел к матери.

— Дурачье… — тихо сказал вдогонку дежурный и укоризненно покачал головой. Разве можно в наше время быть таким наивным?

Петька пошел прочь с майдана, ведя под руку мать, едва переставляющую ноги. Она снова впала в прострацию, безостановочно повторяя одно и то же:

— Семьдесят два часа… Семьдесят два часа…

Переступив порог дома, Наталья разрыдалась. Наденька и Маруся, принарядившиеся к встрече с отцом, с недоумением смотрели на плачущую мать и сурового Петьку.

— А где папа? — разочарованно спросила Наденька.

— Папу не отпустили, — сказал Петька, лихорадочно соображая, как сообщить сестрам, что они должны покинуть Изяслав.

— А зачем тогда вызывали?

— Видишь ли, Маруся… — начал Петька.

— Нас выгоняют из дому, — слабым голосом произнесла мать и без сил опустилась на табурет. — В семьдесят два часа…

— Как выгоняют? — удивилась Маруся. — Куда выгоняют?

— Беда пришла, — вздохнул Петька. — Мы должны уехать из пограничной зоны. Куда угодно и как можно быстрее.

Петька задумался. По всему выходило, что ехать надо было поездом до Шепетовки, а там пересаживаться и снова ехать куда-нибудь, лишь бы убраться из пограничной зоны, где для проживания требуется проклятая виза.

— Маруся, ты займешься вещами. Бери только самое необходимое, что сможем унести. Я пойду по соседям, поищу покупателей на Маньку и мебель. Три дня — большой срок.

* * *

— Гребенкин, зайди к начальнику!

Венька удивился: с чего это вдруг его к начальнику вызывают? Грехов вроде за собой не замечал, особых достижений, правда, тоже. Чего же тогда от него хотят? Единственное дело, которое ему поручено, движется. Тысевич, конечно, кочевряжится, но куда он денется? Запоет как миленький!

Размышляя подобным образом, Венька вошел в приемную начальника Изяславского отделения НКВД.

— Вызывали, — пояснил он свое появление дежурному лейтенанту.

— Вызывали, так заходи.

Венька несмело открыл дверь кабинета.

— Товарищ майор, сержант Гребенкин…

— Заходи, Гребенкин, садись. — Майор внимательно оглядел сержанта и вроде бы остался доволен. Так, по крайней мере, показалось самому Веньке. После небольшой паузы майор продолжил: — Лейтенант отзывается о тебе хорошо. Стажировка, по отзывам лейтенанта, прошла, можно сказать, успешно. Самостоятельно уже работаешь?

— Так точно, веду дело польского шпиона Тысевича.

— Тысевича? Хм… А, наплевать!

— В смысле? — не понял Венька.

— Тут лейтенант проявил заботу о тебе, просил обеспечить постоянным отдельным жильем. То есть там, где ты живешь сейчас, жить невозможно, так? — несколько витиевато изложил свою мысль майор.

— Ну, в общем…

— Короче говоря, мы о своих кадрах беспокоимся. Семья того самого Тысевича, дело которого ты ведешь, выселяется из пограничной зоны как неблагонадежная. Можешь занимать их дом.

— Да как-то неловко…

— Наплевать! Подумаешь, неловко. Он — шпион! Пусть его семейство поклонится в ножки и мне, и твоему лейтенанту за то, что их самих за решетку не посадили. Через три дня можешь заселяться. Я бы на твоем месте побеспокоился, чтобы они мебель не успели распродать, а то въедешь в пустой дом, даже девку некуда будет пристроить. Ха-ха… Иди давай, отрабатывай доверие и заботу лейтенанта.

— Спасибо, товарищ майор.

Венька вышел от майора несколько озадаченный. Как бы в Синиловцах посмотрели на такое: сначала арестовал отца, потом семью выгнал, а сам в их дом заселился? Нехорошо бы посмотрели… А здесь? Да наплевать, как сказал майор. Что ему, вечно жить в этом задрипанном Изяславе? А так свой дом будет! Свой! Это же здорово! Что касается Тысевича, так он шпион, в этом деле нет никаких сомнений!

Вспомнив про совет майора насчет мебели, сержант тут же отправился на Кулишовку. По-хозяйски толкнув калитку, Венька нос к носу столкнулся с Петром. Увидев человека в военной форме с голубыми петлицами госбезопасности, Петр остановился как вкопанный. Сержант, обнаружив в своем будущем доме незнакомое лицо (всех, кто был при обыске, он хорошо помнил), тоже остановился.

— К кому? — мрачно посмотрев на непрошеного гостя, спросил Петька.

— К хозяйке.

— Не трогайте ее, и так довели…

— А ты кто такой, чтобы мне указывать?

— Петр Тысевич, сын.

— Сынок значит… — Венька растерялся, такого он не ожидал. — Вы это…

— Что? — голос Петра звучал еще более неприязненно. Он стоял перед калиткой, закрывая Веньке проход во двор. — Если надо чего, говорите со мной.

— Вы… это… — продолжил Венька, понимая, что не может подобрать слов насчет того, чтобы хозяева не продавали мебель. Он с опаской посмотрел на увесистые кулаки бывшего курсанта. «А что, может запросто в морду дать, — мелькнуло в голове. — Арестовать-то я его арестую, но потом ходи с синяком». — Нет, ничего, — только и сказал он. «Черт с ней, с мебелью! Другую добуду. Да и мебель у них не очень-то…» — успокоил он свое самолюбие.

Венька круто развернулся и пошел прочь, оставив Петра в недоумении. Зачем все-таки приходил этот гэбэшный сержант?

Глава 20

Киев. Педагогический институт. Май 1938 г.

Ну вот… Дождались варягов… Батя арестован! За что? Всю жизнь работал как проклятый, а теперь объявили врагом советской власти!

Георгий с горечью посмотрел на письмо. Листок бумаги, поломавший жизнь. Он задумался, вспомнив поход в деканат, когда они пытались отстоять Славика Родзиховского. Отговорил их тогда Жанжаров, застращал… Не заступились, а Славка в тюрьме умер, говорят, от коронароспазма. Грамотеи! Что за дурацкий диагноз? Это у Славки-то больное сердце? Сколько вместе вагонов разгрузили! Никогда он на сердце не жаловался, а в тюрьме сердце подвело! Фигня это полная… Нет, надо протестовать, иначе всех… А против кого протестовать? Против такой силищи? Один НКВД чего стоит: куда ни посмотри, всюду они заправляют… А сколько тайных сотрудников?