Книга Роза Йорков - Жюльетта Бенцони

— «Если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, мне нужно стать свободной. Помоги мне сначала ты…»

— Мне нечего объяснять. Мистер Сэттон выдумал эти слова, точно так же, как мою измену мужу с Ладиславом.

— Все это ложь?

— Все. Как я могла иметь любовные отношения с человеком, который угрожал мне, который вынудил меня передать ему часть моих драгоценностей, который грозил мне смертью в случае, если с ним произойдут какие-нибудь неприятности во время или после пребывания в нашем доме? Он постоянно говорил мне о своих друзьях-подпольщиках и об их отчаянной готовности на все. Он постоянно пугал меня, и больше ничего.

А потом, Ладислав никогда бы и не решился на такое. Мой муж очень оберегал меня и убил бы любого без всякого сожаления за малейший взгляд в мою сторону. Мистер Сэттон все выдумал, и теперь я понимаю почему. Узнать, что он мой пасынок, не слишком большая для меня радость, но тем не менее благодаря тому, что мы вчера услышали, многое проясняется в темной истории смерти моего мужа. В частности, исчезновение пакетика от болеутоляющего, в котором, предположительно, находился стрихнин…

При этих словах судья счел нужным заметить:

— Могу я напомнить вам, леди Фэррэлс, что мистер Сэттон свидетельствовал, принеся присягу? Точно так же, как и вы.

— Разумеется, один из этих двоих лжет, — поторопился заявить сэр Десмонд. — И я знаю, кто именно. Делом моей чести будет изобличить того, чья чрезмерная и показная скорбь с самого начала показалась мне подозрительной…

— Я протестую, милорд! — воскликнул прокурор, обращаясь к судье. — Мой уважаемый коллега не имеет права…

— Я сам призову его к порядку, сэр Джон. Последние слова сэра Десмонда не будут внесены в протокол, и присяжные не должны ни в коей мере обращать на них внимания.

Вернемся к вам, леди Фэррэлс. Правильно ли мы вас поняли: вы утверждаете, что после того как Ладислав Возински поступил на службу в ваш дом на Гросвенор-сквер, вы не вступали с ним в интимные отношения?

— Никогда, милорд! Я повторяю, от нашей прошлой любви ничего не осталось, и я только из страха посодействовала тому, чтобы он поступил на службу к моему мужу.

— Хорошо. Продолжайте задавать ваши вопросы, сэр Десмонд.

— Благодарю вас, милорд! Леди Фэррэлс, не можете ли вы рассказать нам, на что рассчитывал Возински, проникнув в ваш дом под видом лакея? Я думаю, он сообщил вам об этом.

— Да, сообщил. Ему нужны были деньги, но больше всего оружие. Вполне очевидно, что я не могла предоставить ему ни того ни другого. Но он надеялся собрать сведения относительно поставщиков и клиентуры моего мужа и, возможно, найти какие-то каналы. Простите, но я совершенно ничего не понимаю в такого рода делах… Впрочем, ни в каких других тоже. Я понадеялась, что он покинет наш дом, если я предложу ему что-нибудь из моих драгоценностей. У меня их много, мой супруг был всегда очень щедр по отношению ко мне…

— Охотно верю, но, поступая так, не подвергались ли вы еще большему риску? Как смогли бы вы объяснить сэру Эрику исчезновение принадлежащих вам вещей, которые наверняка стоили очень дорого?

— Признаюсь честно, что я об этом даже не подумала. Мне было так страшно! Ладислав меня просто терроризировал…

— А Сэттон? Его вы не боялись?

— Нет. Я умела поставить его на место. И надеялась, что в один прекрасный день избавлюсь от него, ведь тогда я еще не знала, кто он такой на самом деле.

— А если бы узнали, что бы вы стали делать?

Глаза Анельки наполнились слезами, и она стала утирать их платком, вытащив его из-за рукава.

— Представления не имею… Может быть, решилась бы даже убежать. Мне уже приходила эта мысль в голову. Мой отец и мой брат живут в Америке. Поскольку мой муж умер, я собиралась попросить разрешения присоединиться к моей семье, тем более что мой брат там женился. Надо сказать, что в нашем доме я задыхалась — угрозы Ладислава, скрытая ненависть Джона Сэттона и — должна в этом признаться — превышающая мои силы любовь мужа, которого временами охватывало что-то вроде безумия…

— Так он вас слишком сильно любил?

— Да. Можно сказать и так.

— Вы посвящали кого-нибудь в ваши намерения относительно бегства?

— Нет. Даже Ванду, которая всегда была мне предана.

Однако в день, когда произошла трагедия, я собиралась поговорить об этом со своим мужем по возвращении из «Трокадеро». В этот день у нас была ужасная сцена… На нее и намекал мистер Сэттон, когда выдвигал свое обвинение.

— Да, он слышал, как вы сказали своему мужу: «Всему этому должен настать конец! Я вас не выношу!»

— Чтобы услышать мои слова, он должен был спрятаться у меня под кроватью или за шторами в спальне. Ссора произошла между нами при закрытых дверях, а спальня у меня достаточно просторная. И я должна сказать, что ничего подобного я не произносила.

— Сэр Десмонд, — обратился судья к адвокату, — почему бы нам вновь не пригласить мистера Сэттона? Мне кажется, что дело становится все более запутанным и все труднее определить степень вины и правоты леди Фэррэлс и ее обвинителя.

— С удовольствием, милорд. Тем более что я не очень понимаю, что нам еще может дать… — произнес сэр Десмонд, поворачивая голову ко входу.

— Раз сэр Джон согласен, я не имею ничего против. Однако что там происходит? — осведомился судья, тоже поворачиваясь ко входу.

Один из служащих в Олд-Бэйли только что вошел в зал.

Он был явно взволнован и направлялся прямо к королевскому прокурору. Однако услышав обращенный к нему вопрос судьи, застыл посреди зала:

— С вашего позволения, милорд, начальник полиции Уоррен просит, чтобы суд выслушал его, и немедленно.

Одна бровь судьи взметнулась вверх:

— Немедленно? Ну и ну! Должно быть, что-то очень важное… Просите господина начальника полиции пройти в зал.

Появление Уоррена, похожего на птеродактиля больше, чем когда бы то ни было, произвело огромный эффект: половина зала и все галереи повскакали со своих мест. Начальник полиции попросил у суда прощения за свое вторжение, нарушающее протокол, пояснив, что информация, которую он желает сообщить, имеет чрезвычайную важность и должна быть доведена до сведения суда безотлагательно.

— Полиция Уайтчепла только что известила нас, что, приехав по анонимному телефонному звонку, она обнаружила труп Ладислава Возинского, который покончил с собой, повесившись в наемной квартире.

Глухой ропот зала перекрыл отчаянный женский крик:

— Нет! Нет! Это невозможно!

Из зала суда были вынуждены увести Салли Пенковскую, с которой случилась настоящая истерика. Все это только прибавило напряжения и так уже взвинченному залу. Судья энергично призвал всех к тишине, и в зале в самом деле воцарилось мертвое безмолвие. На свидетельском месте бледная Анелька напоминала восковую статую. Зал затаил дыхание. Сэр Эдвард Коллинз возвысил голос: