Книга Пир попрошаек - Дэниел Худ

Грантайре тоже подошла к саркофагу.

— Эйрина может здесь и не быть, — невозмутимо заявила волшебница, передавая ему фонарь.

— А что, если он вообще здесь не бывает? — Лайаму вдруг подумалось, что восставшему магу нет никакого резона сюда возвращаться. Почему Грантайре решила, что он должен вернуться? «Если бы меня несколько сотен лет продержали в такой пещере, я бы никогда к ней и близко не подошел!»

— Он вернется — это его убежище. А теперь, пожалуйста, помолчите. — Она сунула Лайаму еще и мешочек и жестом велела посторониться. Лайам покорно попятился, а молодая женщина, возложив обе руки на каменную плиту, склонила голову и что-то тихо забормотала.

Разобрать не удавалось ни слова, и от этого ему снова сделалось не по себе. Вдова, рискнув подойти поближе, стояла теперь возле саркофага первого Присциана, спиной к проему, выводящему на балкон.

Беспокойство Лайама все росло, но теперь его тревога имела обоснование. Если Эйрин действительно встал из гроба, его надо искать в городе, а не здесь. Зачем древнему магу возвращаться в склеп, столько лет служивший ему тюрьмой? Вампиру, нуждающемуся в духовной подпитке, гораздо резонней сейчас разгуливать на приволье и охотиться на ничего не подозревающих праздничных горожан. Впрочем, предположение, что Эйрин время от времени возвращается в эту пещеру, тоже вполне допустимо. Подземный склеп — укрытие безопасное, тут можно спокойненько отсидеться после кровавых прогулок. Но разве сунется духовный упырь туда, где находится камень? Грантайре ясно сказала: чем ближе Эйрин к камню, тем слабее он делается, — значит, ему следует держаться подальше от творения собственных рук.

Лайам встряхнул мешочек и легонько подкинул его на ладони. В нем лежало сокровище, которое он разыскивал два долгих дня. Из-за этой вещицы двоих несчастных убили и его самого тоже чуть было не отправили к праотцам. Им овладело нестерпимое любопытство. Он поставил фонарь на пол, развязал шнурок и замер, запустив пальцы в мягкий объем укладки.

За дальней решеткой — той самой, которая перекрывала ход к дому Окхэмов, — что-то зашелестело. У Лайама мгновенно пересохло во рту. Он прислушался и снова услышал тот же звук — легкий шорох, а затем — тихий писк.

Крыса! Лайам с облегчением вздохнул, а потом пошел к решетке, сжимая в руке мешочек с заветным камнем. Он взялся за прутья и потянул на себя. Решетчатая дверь легко подалась — она не была заперта. Если Эйрин сюда возвращается, он проходит именно здесь — мелькнуло в его мозгу. Когда этот упырь здесь появится, сможет ли Лайам против него выстоять? Наверное, нет. Он снова в ловушке, а Кессиас даже не знает, что происходит.

Все еще держась одной рукой за решетку, Лайам мысленно обратился к дракончику:

«Фануил, ты далеко?»

Как и всегда, фамильяр отозвался мгновенно:

«Нет, мастер».

«Я хочу, чтобы ты понаблюдал за входом в дом Окхэмов. Если кто-то придет, немедленно мне сообщи!»

«Будет исполнено, мастер!»

— Его здесь нет, — сказала Грантайре. В голосе волшебницы явственно слышалось довольство собой.

— Откуда вы знаете? — спросил, обернувшись, Лайам, хотя в мозгу его вертелся другой вопрос: «Как можно в час опасности вести себя столь беспечно?»

— Заклинание. — Грантайре пожал а плечами и протянула руку. — Саркофаг пуст. Дайте мне камень.

Лайам пошел к ней, и на ходу его словно прорвало. Вопросы посыпались один за другим.

— Вы уверены, что все задуманное вами сработает? Откуда вы знаете, что он должен вернуться? А что, если это не так? Разве его не насторожит близость камня? Он ведь должен соображать, где опасно, где нет!

Грантайре бесцеремонно забрала у него мешочек, но отмалчиваться не стала. Она говорила медленно, словно стараясь заодно убедить и себя:

— Камень сработает, а Эйрин вернется. Здесь его дом и самый безопасный приют. Чтобы полностью возвратить свою прежнюю силу, ему следует совершить очень много убийств, и в любом случае он не захочет слишком удаляться от камня. Он обязательно вернется к нему, — сказала Грантайре решительно и кивнула, словно бы подводя под разговором черту.

Но убедить Лайама было не так-то просто.

— Грантайре, послушайте, Эйрин хранил камень на каком-то там складе. Какая ему разница, где будет находиться кристалл?

— Он однажды уже упустил свой камень из виду, — возразила волшебница, — и его брат, Дорстений, воспользовался этой оплошностью. Эйрин теперь непременно попытается контролировать камень. Однако нам вовсе не обязательно ждать его здесь. Мы можем посидеть наверху, а сюда послать Фануила. Он и сообщит нам, когда Эйрин придет.

— Нет, это не дело… — заговорил было Лайам, вовсе не желая подвергать своего дракончика риску, но его остановил сдавленный крик госпожи Присциан.

Лайам с Грантайре разом повернулись к вдове и увидели нависавшее над ней существо.

У Лайама возникло странное ощущение, что он переместился во времени на пару часов назад. Опять за саркофагом первого Присциана стоял безжалостный враг, и опять Лайам жалел о том, что безоружен.

Между существом, нависшим над госпожой Присциан, и каменной статуей, выступавшей из крышки гигантского саркофага, сходства практически не имелось, но Лайам ни на миг не усомнился, что перед ним именно Эйрин. Очевидно, маг спустился в склеп раньше тех, кто вознамерился вновь его упокоить, и прятался на балкончике, подслушивая, что о нем говорят. Его удержала от нападения близость камня, но сейчас, взяв заложницу, Эйрин явно готовился дать противникам бой. Костлявые пальцы охватили шею вдовы, а высокий рост существа только подчеркивал его невероятную худобу. Рука с булавой, занесенная над головой госпожой Присциан, казалась не толще сжимаемой ею рукоятки, а чресла вампира даже не выступали из-за сухощавой фигурки старушки.

Грантайре опомнилась первой. Она выхватила из мешочка кристалл, но Эйрин угрожающе пошевелил булавой. Это движение почему-то напомнило Лайаму о барабанщиках, которые взмахивают палочками, перед тем как начать отстукивать заданный ритм.

— Отпусти ее! — приказала Грантайре спокойным и уверенным тоном. Краем зрения Лайам заметил, что камень, вскинутый твердой рукой непреклонной магессы, засиял, как звезда. Но полюбоваться этим эффектом не представлялось возможным, взгляд Лайама был прикован к объекту, вовсе не походящему на звезду.

«Это не может быть живым!» — думал он, не веря своим глазам. Эйрин пытался заговорить. Его шея походила на связку высохших до каменной твердости прутьев, могущих скорее треснуть, чем изогнуться. Но тем не менее прутья-мышцы пришли в движение, и Эйрин сумел издать что-то вроде невнятного шепота, похожего на сухой кашель. Его глаза так глубоко запали в глазницы, что те казались пустыми, и только на дне их посверкивали красные искры. Длинные черные волосы свисали редкими прядями с обеих сторон черепа, обтянутого потрескавшейся от сухости кожей.