Книга Жар сумрачной стали - Глен Кук

– Чувствуй себя как дома, Пудель.

– А то.

– Чем обязан? – Интересно, откуда он взял еду? Уж не с собой принес, это точно. Значит, Дин позаботился, пожалел страдальца. Меня бы так обихаживал, как всякую шушеру. Ладно, вот вернется, я с ним разберусь.

– Босс тебя хочет, Гаррет. Повсюду искал.

– С какой стати? – Я взял с тарелки куриное крылышко. Когда я последний раз заглядывал к себе домой, курицы у нас точно не было. Пожалуй, придется зайти к миссис Кардонлос и выспросить ее обо всем, что тут происходило в мое отсутствие.

Может, в дымоход, чего доброго, стадо свиней залетело?

– У босса спросишь, – выдавил Пудель, не переставая жевать. Да, одна свинья залетела точно. Вон как хрюкает.

– Погоди, только переоденусь. – Я поднялся на второй этаж. Там стоял бельевой шкаф, в котором отродясь никакого белья не хранили. На то, чтобы наполнить карманы, рукава и башмаки разными полезными вещицами, у меня ушло всего несколько минут. Когда вернусь в поместье Маренго, надо не забыть прикупить у Венейбла пару яиц. Если Покойник не вернется, посажу на цепь у входа громовых ящеров и кормить их стану только-только, чтоб не сдохли с голоду; тогда и чародей с Холма крепко подумает, прежде чем сунуться в мой дом.

Когда я спустился, Пудель вновь шарил на кухне. Ни стыда, ни совести.

– А у тебя вкуснее, чем у нас в «Пальмах».

– Сам такому боссу служить пошел. Тебя ж никто не заставлял.

Пудель хрюкнул.

– Готов? – Он сунул в карман пару крылышек.

– Не совсем. – Я тоже запасся едой на дорожку. Завтракал-то я давным-давно.

87

Порой вся моя сообразительность куда-то пропадает, и я становлюсь тупым, как кирпич. Мы прошли, должно быть, с полмили, прежде чем до меня дошло:

– Эй, мы что, не в «Пальмы» идем?

– Я боссу говорил, ты вообще не заметишь. За тобой следят, может, знаешь? Вот босс и решил соломку подстелить, чтоб ему твоего счастья не перепало.

– Ишь какой предусмотрительный, – пробормотал я. В следующий миг меня словно что-то подтолкнуло: я окинул взглядом стаю голубей на карнизе соседнего дома и разглядел среди сизой массы нечто красно-желто-зеленое. Подул прохладный ветерок; улица казалась неестественно спокойной для города, погрязшего в полукриминальных разборках. Осень скоро… Если мне повезет хоть немножко, Попка-Дурак решит, что гуси ему родня, и улетит с ними на север…

По-моему, мы направлялись к конюшням Плеймета; впрочем, добропорядочный, богобоязненный Плеймет с публикой вроде Морли Дотса компании старался не водить. Предполагаемый «хвост», вероятно, определил направление раньше моего – ведь я был погружен в невеселые раздумья, которых прибавлялось с каждым днем.

Мы обогнули угол, свернули налево. Пудель шагал со стороны мостовой. Через пару шагов он вдруг навалился на меня всей своей тушей, и я буквально ввалился в открытую дверь. Портняжная мастерская, что ли? Не успел я издать и звука, как он пихнул меня дальше. Я лишь углядел мельком старуху с шитьем в руках да женоподобного юнца, захлопнувшего за нами дверь. Мгновение спустя мы очутились в дальнем конце комнаты, и я увидел уводившие вниз крутые ступени. Где-то вдалеке мерцал огонек.

– Чего встал?! – прошипел Пудель.

Я стал спускаться.

За нами захлопнули еще одну дверь, повисшую на единственной петле. Ступеньки отчаянно скрипели; лестница вряд ли могла выдержать наш сдвоенный вес, но все-таки выдержала. Когда мы достигли подножия, Пудель поднял с земляного пола светильник – треснувшую чашку, в которую до половины налили масло. В масле плавал фитилек. Пудель поморщился: верно, чашка успела основательно нагреться. Ну и ладно: он меня сюда затащил, ему и огонь нести.

– Морли настолько перетрусил?

– Смотри в оба, Гаррет, дольше проживешь. И язык придержи.

Положительно, все вокруг с ума посходили. Может, мне тоже слегка рехнуться?

– Так всегда бывает. Жизнь наладится. – Вопрос только в том, скоро ли. – Мир – театр, а мы в нем актеры…

– Театр, говоришь? Был я тут давеча в театре, на Стрэнде который. Третий раз пьеску гляжу, а все как по-новой. «Аттербонс Кровавый», слыхал? Это про короля Аттербонса, что в старину правил.

Признаться, я удивился. На Стрэнде типы вроде Пуделя – гости нечастые. Им бы все таких зрелищ, где бабы одежду скидывают, как говаривал один мой знакомый…

А Пудель продолжал рассказывать, и чем дальше, тем возбужденнее становилась его речь:

– Этот Аттербонс, он своего брательника хлопнул и на сеструхе женился, от нее сынка заимел, а тот вырос, значит, и с бабкой заодно войско набрал, чтоб папаше рыло начистить…

Короче говоря, Пудель пересказал мне весь сюжет, причем как минимум половина подробностей не имела ни малейшего отношения к исторической действительности. Сам я пьесу не видел, поэтому не мог судить, кто из них двоих напутал – Пудель или драматург. Исторический Аттербонс женился на вдове своего брата, что в те времена было в порядке вещей (однако на убийство даже тогда смотрели косо). Кроме того, за всем стояла та самая вдова: именно она подстроила убийство своего мужа, не считая других кровопролитий, а позднее приложила руку к восстанию сына – который впоследствии исчез вместе с матерью при загадочных обстоятельствах; наследовал ему его шестилетний брат-полукровка, о чьем происхождении ходили самые разные слухи.

Должно быть, эта пьеса об Аттербонсе – из новоделов. Слишком она мрачная и суровая для традиционной мелодрамы или комедии.

– Пожалуй, надо будет сходить, посмотреть, что в пьесе осталось от истории. Кто ее сочинил?

– Хрен его знает. Слушай сюда: как до конца дойдем, чтоб ни звука, понял? Там чужие края. Тишком, молчком, так и проскочим.

У Танфера великое множество секретов. Если представить их себе этакой горой, то она на две мили под землю уходит и на столько же в небо подымается. Кстати, о птичках. А не связаны ли между собой все эти подземные коридоры? Если связаны, то по ним можно добраться и до подвалов пивоварни, правильно?

И тот, кто завладеет этим лабиринтом коридоров, получит шикарный источник доходов.

Сколько я слышал всяких россказней о людях и тварях, якобы населяющих танферские подземелья! Например, толковали о короле крысюков, по слухам, помеси верховного жреца и Чодо Контагью; сдается мне, это был крысючий идеал, к которому, верно, стремился Релианс – только ему не хватало ни мозгов, ни решимости, ни удачи.

Как ни удивительно, ни в одной из баек не упоминались гномы.

Пудель свернул направо. Я, как мне велели, не подавал голоса. Показалась лесенка, столь же ветхая, как и в мастерской. Первым взобрался Пудель; я подождал, пока он влезет наверх, и лишь затем поставил ногу на первую ступеньку. Уж если его выдержала, то меня выдержит точно.