Книга Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте» - Эдуард Тополь

Россия уже двадцать лет получает «груз 200» то из Афганистана, то из Чечни, и никто – кроме матерей – не плачет. Больше того: когда матери погибших в «Норд-Осте» дерзнули спросить с государства компенсацию за погибших, их оплевали свои же сограждане. Одна из заложниц рассказала, что на работе сослуживцы сказали ей: «Знаешь, пока ты была в больнице, мы решили скинуться и помочь тебе. Но когда узнали, что ты за свою дочку получила сто тысяч рублей и еще за себя пятьдесят, перестали собирать».

Что ж, как известно, мы стоим столько, во сколько сами себя ценим.

Мне жаль, что Россия разучилась плакать по своим погибшим согражданам.

Мне жаль, что Москва уже давно не верит слезам.

Мне жаль, что Россия никогда не кается. Ни перед поляками за Катынь, ни перед чехами за Прагу 1968 года, ни перед крымскими татарами за выселение в Казахстан, ни перед чеченцами за операцию «Чечевица». А я верю в силу искреннего покаяния. Потому что любое слово заряжено нашей энергией, а особенно – слова проклятий. И немцы, признав свою национальную вину за Гитлера и Холокост, очистили тем самым ауру над всей страной и живут теперь лучше всех в Европе. А Россия – все россияне, – упорствуя в отрицании своей вины за сталинизм, все больше и больше нагнетают под собой тучи проклятий, тучи грязной энергетики.

Да, так мне это кажется.

Мне кажется, что еще 10 лет назад всю ситуацию с Чечней можно было разрулить по-мирному: признать вину за выселение чеченцев с Кавказа и выплатить им – каждому! – разумную компенсацию с условием отложить все споры между Чечней и Россией на тридцать лет. Чтобы новые поколения в новых – умиротворенных – условиях спокойно нашли исторически верное решение.

При этом любая компенсация обошлась бы дешевле десятилетней войны, разрушенного Грозного и десятков тысяч погибших с той или с другой стороны…

Как жаль, что ни у Горбачева, ни Ельцина не нашлось времени и такта обсудить это с Джохаром Дудаевым.

И еще мне жаль, что судья Горбачева, слушая в зале Тверского суда рассказ наполовину парализованного старика Любимова о том, как его душа отлетела к Богу и вернулась, поскольку Бог сжалился над ним, – не присудила ему и рубля. Всевышний судия – ветхозаветный старик, безжалостно отправляющий на тот свет миллионы, – растрогался и сжалился над нищим сторожем, а Горбачева – тридцатилетняя красивая современная женщина – нет. Я смотрел на нее и думал о русских женщинах, в любви которым я объяснялся во всех своих книгах. Чуткие, душевные и любвеобильные – куда они делись? Родятся ли еще?

Американцы – «бездушные слабаки» – расколошматили и Афганистан, и Ирак. А великая Россия, где живут, безусловно, «самые духовные люди» нашей планеты, не может починить электропроводку в детских домах, чтобы не горели в пожарах собственные дети.

И это – горько. Потому что даже такую уникальную победу над терроризмом, как штурм «Норд-Оста», своим небрежением к самим себе, прос… простите, на глазах всего мира обратили в пиррову победу…

И к несчастью, правы оказались те, кто уже 27 октября писал в газетах, что рано торжествовать победу, что если Россия не решит чеченскую проблему принципиально, то ее ждут не массовые захваты заложников, а взрывы шахидов-самоубийц…

Что и происходит теперь на наших глазах.

Моя книга, Вера, подошла к финалу. К сожалению, в ней нет тех глав, которые могли вписать в нее только вы своим рассказом о вашей с Мовсаром любви. Я писал вам дважды, вы сначала ответили, а потом замкнулись и решили отмолчаться. Жаль… Честно говоря, мне кажется, что вам нужно, просто необходимо с кем-то поговорить, выговориться, ведь невозможно вечно носить ЭТО в себе…

Как говорит Светлана Губарева, настоящая любовь должна делать людей сильными. Пишите – это, надеюсь, не последнее издание моей книги…

Новой вам любви и силы,

Эдуард Тополь.

Послесловие

Последний вопрос, который я задал главным персонажам этой книги, звучал так: «Прошло восемь месяцев после теракта. Что вы скажете о нем сегодня? Как он отразился на вашей жизни?»

Вот их ответы:

– Сначала, сразу после «Норд-Оста», казалось, что скоро это отпустит. Но прошло уже восемь месяцев, а не было дня, чтобы я об этом не думал, не вспоминал. По ночам до сих пор снятся жуткие сны. Если вижу в метро пустую коробку на полу – все внутри сжимается, сразу выхожу из метро. Вижу там «лицо кавказской национальности» в черной одежде – то же самое. В любое здание, когда вхожу, сразу, на автомате, ищу глазами, где тут еще выход, куда, если что бежать, откуда выпрыгнуть… И постоянно вспоминаю своих соседей по залу, которые погибли, думаю: почему не я? Они ведь тоже здоровые молодые мужчины. Почему они погибли, а я нет?.. И конечно, совсем по-другому смотрю на наши СМИ, теперь к ним никакого доверия…

– Не знаю, как другие, а я вышел из «Норд-Оста» совершенно пустой. Произошло какое-то истощение души…

И я часто думаю по ночам: когда душа Бараева отлетала из нашего мира, о чем она думала, глядя вниз, на трупы, которые остались в «Норд-Осте»? Ведь эти девушки, которые там погибли, они же столько детей могли родить, а от этих детей другие бы дети родились, а от тех – еще… А теперь что? Теперь они как корешки, вырванные из грядки… И целые поколения погибли…

– Все, что они говорили – «мы шахиды, мы хотим умереть!» – все чушь. Никто не хотел умирать… Хотя нельзя отрицать и того факта, что люди погибли не от рук террористов…

– Мы пошли в театр, а оказались в шаге от смерти. Из чего следует, что любой день нашей жизни может оказаться последним. И когда я оклемалась, то решила: все, теперь каждый день моей жизни – это целая жизнь. Отдельная. Я имею право утром влюбляться, днем выйти замуж, а ночью развестись. И никто мне не указ…

– То, что со мной случилось – я имею в виду гибель моих близких, – это, я считаю, результат чьей-то зависти. Слишком хорошо все у нас складывалось, и все вокруг завидовали нашему счастью…

– Мой муж погиб отчасти потому, что с первого дня настроился на смерть, знал, что будет штурм и взрыв. Ведь даже в простой жизни, без «Норд-Остов», многие умирают не потому, что состарились, а потому, что просто сдались. И тогда мозг дает телу команду самоуничтожиться, это даже ученые подтверждают…

– Нам повезло – мы выжили оба. И без последствий. То есть я не лежу с амнезией в больнице, как лежит до сих пор одна из заложниц, и меня не парализовало, как того старика сторожа. С нами все в порядке, мы живем, как до «Норд-Оста». Но что-то открылось мне за те трое суток. Только не в самом «Норд-Осте», а после него. Не знаю, как это назвать. Это какое-то новое качество зрения, что ли? Или проникновение в другое ощущение жизни. Знаете, вот гусеница ползет по стулу и думает, наверное, что мир двухмерный. А превратится в бабочку и увидит, что он трехмерный и в нем можно не только ползать, но и летать. Я сутки была в коме и могу сказать, что мир не трехмерный, он еще какой-то. И я теперь это чувствую…