Книга Последнее лето - Елена Арсеньева

Сел в коляску, лошадка браво зарысила через площадь кВерхней набережной. Справа мелькнул серый, как мрачная дума, рукавишниковскийдворец с толстыми, грудастыми бабами, которые с унылым, безнадежным выражениемдержали балкон второго этажа.

– Какого лешего вам от меня нужно? – угрюмоспросил Грачевский. – Куда везете? В охранку? Тогда зачем эти игры в стилеАлександра Дюма, таинственные письма?.. Вы б еще шифром написали! А барышню,куколку в бантиках, кто изображал? Вы сами?

И тут же его потом обдало от страха. Зачем он их злит? Ведьон в их руках, в их власти, как человек, попавший в омут, – во властиомута.

Извозчик обернулся, голос его звучал беззлобно, без обиды:

– Хватает агентов женского полу для такойработы. – Всмотрелся в искаженное, мигом постаревшее лицо седока: – Вы нетревожьтесь, Яков Климович, мы не из жандармского отделения, а из сыскнойполиции. Нам просто побеседовать с вами требуется. Но это немного погодя. Апока скажите, как поживает Арнольд?

– Прекрасно! – хмыкнул Грачевский, надеваяперчатки. Не то чтобы руки замерзли, но надо же чем-то их занять, чтобыспрятать трусливую дрожь. – То есть вы верите, что кот существует на самомделе?

– Не верим, а знаем доподлинно, – кивнулизвозчик. – А как же, у дворника уточнили.

Грачевского передернуло.

– Вот сволочь какая этот Гаврила, мне ни слова ведь несказал, что обо мне спрашивали, – буркнул угрюмо. – Я ведь – вы,конечно, знаете – по молодости лет долгое время находился под негласнымнадзором полиции, так меня дворники очень любезно предупреждали о том, кто и очем их расспрашивает. Не задаром, конечно. А этому я не платил, оплошал…

– Оплошали, это верно, – мягко согласилсяизвозчик.

– Так что ж, теперь мое инкогнито для всех раскрыто?

– Не волнуйтесь, Яков Климович, никто ничего о вас незнает. У дворника справки навели очень деликатно – наш агент сказал, ищет-депропавшего кота такого-то и такого, не видели ли его здесь. Дворник ответил,что кот, под описание подпадающий, имеется, да только принадлежит он актеруГрачевскому и не какую-нибудь неделю назад у него появился, а чин чинарем ужедва года тут проживает.

– Ну, благодарствую за деликатность, – изо всехсил стараясь быть насмешливым, проговорил Грачевский.

– Не на чем, – отозвался извозчик, немного недоезжая до Татарской слободки и поворачивая с Верхней набережной на съезд. ПодОткосом еще раз свернули – теперь на дорогу, ведущую к «Охотничьемутрактиру», – и остановились. – Сейчас, Яков Климович, – сказализвозчик. – Минуточку.

Высоченные вязы и липы совсем по-осеннему стучали голымиветвями, мрачно скрипели сучьями. Снизу, от реки, из трактира, доносилосьчто-то такое залихватское, цыганское, с взвизгиваниями и переборами.

Грачевский высунул из пролетки голову, вслушался. Да нет,это не цыганское, это настолько русское, что дальше некуда:

Легким взмахом поднимает

Он красавицу-княжну —

И за борт ее бросает

В набежавшую волну!

И – женский хор:

Ах, разбой, разбой, разбой!

Ах, какой разбой!

– Во голосят арфистки! – хохотнул извозчик. –Что и говорить – голосистые!

Учитывая, что «арфистки» из «Охотничьего трактира» и впрямьне слишком утруждали себя ношением одежды, Грачевский оценил тонкость каламбураи даже слегка улыбнулся.

Послушать голосистых, впрочем, вдоволь не удалось – непрошло и минуты, как подъехал еще один экипаж. Извозчик остался на козлах, аседок пересел к Грачевскому. Это был человек в хорошем пальто и форменнойфуражке – сущий инженер по виду, если бы Грачевский не узнал в нем с одноговзгляда очень известное в городе и весьма далекое от инженерии лицо: начальникасыскной полиции Смольникова.

– Как здоровье Арнольда? – спросил и он, едваусевшись рядом с Грачевским.

Извозчик фыркнул. Грачевский растянул рот в резиновой,покорной улыбке.

– Хороший вы актер, Яков Климович, – сказалСмольников. – Дежурный вам почти поверил, да и мы с Охтиным тоже. Но всяштука в том, что мы ждали вашего появления в управлении.

– Моего?

– Не совсем. Чего-то в таком роде мы ждали –проверочного визита. Конечно, я был изумлен, увидев вас. И еще больше изумился,когда из Петербурга нам сообщили кое-что о ваших старинных забавах. Значит, выне забыли прежних друзей-приятелей? А ведь они вас когда-то чуть до смерти недовели.

– И это знаете? – почти беззвучно прошепталГрачевский.

– Разумеется. Тот трагический случай в городском садуЦарицына: один молодой человек убит выстрелом в сердце, другой тяжело ранен вголову… Налицо убийство и попытка самоубийства… Вы выполняли приказбоевиков-революционеров, в группу которых вы входили. Вам и вашему другу ИосифуКоссинскому выпал жребий совершить террористический акт, бросить бомбу в экипажначальника полиции, но вы не нашли в себе достаточно жестокости сделать это.Вам было предписано покончить с собой, иначе смерть ожидала вашихродственников. Вы сделали все, что могли… – Кивком Смольников указал наaccroche-couer: – Теперь я понимаю, почему вы всегда причесываетесь именно так.Чтобы скрыть шрам, оставшийся после того выстрела?

– Да, – с ненавистью выдохнул Грачевский. –Что вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы сказали: кому сообщили о случившемся сТамарой Салтыковой?

– А кто такая Тамара Салтыкова? – злобно иненатурально удивился Грачевский.

– Это та девушка, которую вынесли на носилках из нашегоуправления и отправили в карете «Скорой помощи» в психиатрическую лечебницу наТихоновской.

– А, которая… как это сказал дежурный… «по насердкелюбви» с ума сошла? – ехидно улыбнулся Грачевский.

– Она не сошла с ума, а пыталась застрелиться, –спокойно ответил Смольников. – Так же, как и вы в свое время. И любовь тутни при чем – так же, как в свое время у вас. Скорее виновата ненависть. Онасобиралась убить меня, но не хватило сил. Жестокости у нее не хватило, поэтомуона попыталась совершить самоубийство. На счастье, револьвер дал осечку, ну асделать вторую попытку мы ей не дали.