Книга Фарландер - Кол Бьюкенен

— Холодает.

— Да, идет туман.

— Туман? Сейчас? Что за странная погода?

— Туман идет с гор, с большой земли. Нам лучше вернуться, если мы не хотим замерзнуть.

Нико еще раз оглядел садик на крыше и с натянутой улыбкой повернулся к своей спутнице:

— У мастера Эша есть история про то, как он замерзал. И расскажу тебе на обратном пути.

Комната встретила его не слишком гостеприимно. Последняя монета ушла на то, чтобы открыть дверь, и он долго шарил потом в темноте по дну чашки, надеясь отыскать завалившийся четвертак. Повезло. Нико использовал денежку, чтобы зажечь газовую лампу. Забравшись на верхнюю койку и завернувшись в тонкое одеяло, он долго лежал, размышляя о последних часах.

Эш вернулся поздно. Выглядел он еще более уставшим, чем раньше, и, хотя в комнате было почти светло, наткнулся на умывальник.

«Опять голова», — подумал Нико.

Укладываясь спать, старик ничего не сказал и только хмыкнул. Что он делал едва ли не целый день? Где был? С кем встречался? Вопросы вертелись на языке, но Нико так и не решился ни о чем спросить, зная, что Эш, скорее всего, предложит помолчать. К тому же на первом месте у него было более неотложное дело.

— Холодная сегодня ночь, — сказал наконец Эш. — Да.

— Ты поел?

Нико только теперь понял, что не поужинал.

— Нет, но я не голоден. Этот город начисто отбивает аппетит.

Старик осторожно поднялся с кровати, пошарил в мешке и достал несколько завернутых в промасленную бумагу овсяных лепешек.

— Мастер Эш... — начал Нико и замолчал, ожидая, пока старик повернется.

Эш протянул ему лепешку.

— Ешь, — не терпящим возражений тоном приказал он, хотя Нико и покачал головой.

— Мастер Эш, я хочу кое о чем спросить.

— Ну так спрашивай.

Нико собрал всю смелость.

— Я много думал... Не уверен, что это мое — быть рошуном.

Старик моргнул, словно у него снова возникли проблемы со зрением, потом развернул лепешку, отломил кусок и, не сводя глаз с Нико, сунул в рот.

Слова вдруг посыпались одно за другим, как камни с горы.

— Мне кажется, что во мне этого нет. Эта работа... она хуже, чем я думал. Вчера вечером... — Он покачал головой. — Быть солдатом, защищать родину — это одно, но то, чем мы занимаемся, совсем другое.

— Нико, — мягко сказал Эш, — если ты больше не хочешь быть моим учеником, так и скажи. Я все устрою, и ты сможешь вернуться домой.

Нико сел на полке.

— А как же наш уговор?

— Ты сделал все, что мог. Много работал, старался, смотрел в лицо опасности. Просто скажи. Я прямо сейчас отведу тебя на пристань и найду место на каком-нибудь корабле. Утром ты уже уплывешь отсюда. У меня нет к тебе никаких претензий. Если бы мог, я бы и сам так поступил.

А ведь Серезе была права, понял вдруг Нико. Он и впрямь хороший человек.

Эш завернул в бумагу остаток лепешки, отвернулся и убрал ее в мешок.

— Так ты хочешь уехать? — ровным голосом спросил старик, все еще стоя спиной к Нико.

Нико смотрел на него сверху. Сегодня Эш выглядел не просто усталым — он едва держался на ногах. И в его позе — неподвижной, с опущенными плечами и поникшей головой — заключалось все ожидание ответа.

Вопрос повис в воздухе, разрастаясь, отодвигая их друг от друга, делая чужаками, идущими каждый своим путем.

В голове у Нико как будто что-то блеснуло.

«Ты же умираешь».

Эти повторяющиеся головные боли, это постоянное употребление листьев дульче, это желание взять ученика... Эш был болен и знал, что добром дело уже не кончится.

Груз знания придавил Нико.

«Я никогда не прощу себе, если брошу больного старика одного в этом жутком месте».

— Нет, мастер, — услышал он собственный голос, — наверное, это город так на меня действует, вот и все.

Эш не повернулся сразу, но плечи его медленно расправились. Он перевел дыхание, а когда повернулся, никакой дистанции между ними уже не было, и оба вернулись к своим привычным ролям, мастера и ученика.

— Тебе надо хорошенько поспать. Завтра у нас долгий день. Если захочешь, поговорим утром.

Нико лег, положив под голову руку. Эш принял позу для медитации, выровнял дыхание и сосредоточил взгляд на двери.

Нико смотрел на потолок, до которого было не больше двух футов, и видел трещины в штукатурке, темные пятна сырости, теплый дрожащий отсвет лампы. Он слушал, как звякают, проваливаясь и катясь вниз, монетки. Он представлял их долгий путь по невидимым желобкам, путь, заканчивающийся в крепком, надежном сейфе, спрятанном в глубоком подвале.

Сколько еще осталось старику? Должно быть, у него какая-то болезнь, что-то неизлечимое.

Он знал теперь, что останется со стариком до конца, несмотря на все сомнения, несмотря даже на то, что решение это основано на чувстве верности и сострадании, а не на искреннем желании остаться.

Он скоро уснул и во сне увидел, что хоронит Эша рядом с тем местом, где лежит Бун. Во сне с ним была Серезе. Стоя у могилы, она говорила какие-то слова. Нико слушал, но сам ничего сказать не смог, а только положил на утрамбованную землю меч старика. Потом, уже уходя от могилы, он испытал печаль и облегчение. Ему даже показалось, что тяжесть в животе уменьшается с каждым шагом.

И у него, и у Серезе за спиной висел дорожный мешок.

Они не расставались целую вечность, путешествуя вместе и радуясь жизни, беззаботные и влюбленные.

Глава 23

В ЗАПАДНЕ

В горах солнце садится быстро. Ближе к вечеру отбрасываемые ими тени уже растворялись в хмурых наползающих сумерках.

Колонна штурмовиков стала лагерем рядом с чистой горной речушкой. Люди устали — переход занял едва ли не весь день, причем шли по большей части пешком, потому как зелов пришлось оставить на побережье под охраной нескольких человек. Самый тяжелый груз достался мулам, чувствовавшим себя на горных тропах гораздо увереннее чистопородных, более крепких и сильных, но и менее поворотливых зелов. Приобрели их уже на месте, в порту, заплатив твердой имперской монетой. Пока одни солдаты обустраивали стоянку, другие разгружали усталых животных. Груз состоял по большей части из продуктов и частей артиллерийских орудий. Работали споро, стараясь не шуметь. Приказы в случае необходимости отдавались жестами. Офицеры отличались от рядовых единственно татуировками с обозначением их ранга на висках.

Пурды, члены элитного разведподразделения имперской армии, возвращались по одному. Свое название они получили от камуфляжа — особых накидок с капюшоном и вставками из травы и листьев. Каждый пурда работал в паре с огромным волкодавом, псом специально выведенной породы, обученным для такого рода работы. Возвратившиеся разведчики доложили, что ничего подозрительного не обнаружено, прилегающая территория чиста.