Книга Записки нечаянного богача 2 - Олег Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только попробуй. Я тебе нос откушу, — щурясь от солнца и волос, падавших на глаза, она выгнула спину, потянувшись, как хищная кошка. Или волчица.
— Не надо, я к нему привык! — прижал я ладони к лицу в притворном испуге. — И вообще, я без него стану уже не такой самый красивый, как сейчас.
— Тогда что-нибудь из незаметного откушу, — жена расшалилась не на шутку.
— Про незаметное — неправда ваша, барыня, — промычал я из-под рук.
— Да? Да… — Надя переспросила удивленно, а согласилась уже с явной заинтересованностью в голосе.
Но дураков, чтобы останавливать женщину в таком настроении, к счастью, не нашлось. Внутренний реалист крепко спал, а скептика с фаталистом я, кажется, вчера в бане запер.
Покинув гостеприимный сеновал, я поежился от сквозившего с озера ветерка, окатился ледяной колодезной водой и отряхнулся всем телом, одновременно разбрасывая во все стороны брызги и согреваясь. Ого, а я и не знал, что так умею. Но то, что я очень много чего не знал, выяснилось ещё в гостях у Толика, пропади он пропадом.
Часы на руке показывали начало седьмого. Топить печку дома и стучать там топором явно было рановато. Пробравшись тишком, вынес из кухни котелок с водой, пакет с молотым кофе и Надин ридикюль — что-то типа походной косметички только с самым необходимым, размером с пятилитровую баклажку. Под зеркалом умыкнул щетку-расческу. У самого выхода в сени вспомнил, вернулся и засыпал в карман горсть заварки. Все психоаналитики и коучи, насколько я мог судить, были глубоко убеждены, что забывать о себе нельзя ни в коем случае. Выходя, обернулся, словно по наитию. Из-за шторки в нашу горенку, где спала Аня, с кровати смотрела мама, пытаясь проморгаться спросонок и порываясь было вставать. Я прижал палец к губам и, выпрямив ладонь, пару раз легонько качнул ей сверху вниз, давая понять, что всё в порядке и бежать никуда не надо. Мама кивнула и опустилась обратно на подушку. Когда я закрывал за собой дверь, подтягивая ее кверху, чтобы не скрипнула, она уже спала. Вот что значит чистая совесть и старая школа.
Сбросив лёгкое возле выложенного камнем и дёрном кострища, я быстро запалил костерок из щепок и мелкой лучины и понёс тяжелое к любимому. Ну, то есть попёр Надюхе её промышленных масштабов дорожную косметичку. Попутно скромно похвалив себя за ум и предусмотрительность. Всё-таки опыт — великое дело для тех, кто не пренебрегает им. Вот раньше, даже в пору нашего раннего знакомства, уже будучи довольно большим мальчиком, хрена с два я бы подумал о том, чтобы в подобной ситуации взять постельное бельё и пару лишних одеял. А вчера вот не преминул. Поэтому проснулся от счастья, а не от колючей соломы и зуда в самых неожиданных местах. И жена поэтому с утра была в хорошем настроении, а не в той же соломе, как Страшила из Изумрудного города. Кто молодец? Я молодец.
С этими крайне благоприятными для самооценки мыслями поднялся на сеновал, где оставил досыпать Надю. Скрипучая приставная лестница, едва не искалечившая нас вчера вечером в темноте, заботливо предупредила её о моём скором появлении, и встречала меня моя княгиня уже не лёжа, а величаво сидя в сене. Прав был классик, любимой женщине всё к лицу. Моей этим утром катастрофически шло синее одеяло с тремя полосками и игриво выглядывающая из под него простыня, на которой виднелся черный штамп вооружённых сил ещё Советского Союза, с серпом и молотом, вписанными в звезду.
— Милая, вот твой саквояж со всем, я надеюсь, необходимым. А, да! Вот ещё, — и я выудил из кармана штанов щетку для волос. Румяная, теплая и родная Надя со смеющимися глазами склонила голову, от чего одеялко начало опасное движение вниз.
— Волков, ты колдун?
— Я? Да. Но добрый! — повторил я сказанное вчера дочери, искренне веря в то, что говорю.
— Тогда покажи мне, где тут удобства, если не врёшь, — жена потянулась, пытаясь соорудить из простыни что-то пригодное для перемещения по приставной лестнице. Это выглядело настолько естественно и трогательно, что я не удержался. Подхватил ее, тихонько взвизгнувшую, одной рукой, прижав к себе, и спустился по шатким перекладинам сам.
— Я вообще не вру. Вон та дверь, видишь? Там ведро с водой уже стоит, но она холодная, осторожнее. Полотенце на гвоздике чистое. Зеркала, прости, не видел, — развел я руками. Надя выдернула у меня свою косметичку, щетку, звонко чмокнула в щеку и на носочках легко побежала к указанной двери. А я пошел к костру.
Котелок с кофе уже закипал, успел я вовремя. Нет ничего хуже, чем когда шустрая пена выливается через край и мгновенно меняет запах с пленительно-бодрящего на отвратительно-пожарный. На открытом воздухе наверняка было бы не так противно, как в маленькой кухне, но, хвала Богам, проверить не довелось. Зато обнаружился первый на сегодня тактический прокол: чашку для кофе я взял, а вот под чай не подумал. Видимо, цепочки, отвечающие за эгоизм, не хотели расти ни в какую. Чашка, кстати, была шикарная — чуть с крыльца не слетел, пока разглядывал её на ходу. Белая, фарфоровая, с олимпийским мишкой на боку. Глядя на неё, не покидала мысль, что весь двадцать первый век с теми самыми грубыми нравами, на которые горько сетовал герой Вицина, отец невесты в фильме «Не может быть!», просто показался, приснился, как дурной сон под утро.
Подумав и решив не подниматься в дом, заварил себе чаю прямо в оставшийся кофе. Сомнительного вкуса вышел напиток, зато бодрил, как удар доской промеж лопаток. За спиной послышались лёгкие шаги. Я повернулся, держа в ладонях чашку, медведем от себя. Надя была одета, умыта, причесана и даже, кажется, с легким макияжем. Когда и успела только. Неужто ведьма?
— Ой, какая прелесть! — Надя всплеснула руками. — Дим, ты что, правда колдун? У меня в детстве была такая же, у бабушки!
— Конечно, колдун. Потомственный. У нас это семейное, я гляжу. И прекращай уже сомневаться в моих словах, — с выражением оскорбленного самолюбия я вскинул нос к облакам.
Надя отпила кофе, глубоко вдохнула, зажмурившись, и едва не макнув нос в содержимое чашки, выдохнула.
— Я думала, убью
