Книга Герой Рима - Дуглас Джексон

Гневный голос донесся из группы людей, стоявших в центре целлы, и Валерий узнал Галла, лысеющего молодого лавочника, сидевшего с робкой женой, которая ничего не знала о любовнице, которую он держал в одной из квартир Лукулла. — С тем же успехом мы могли бы есть и пить досыта.

Валерий положил руку на рукоять своего меча. — Любой человек, который попытается взять еду или воду, на которые он не имеет права, умрет быстро, но у остальных еще есть шанс выжить. У нас достаточно воды, по крайней мере, на четыре дня, если мы будем тщательно ее распределять, а Девятый легион может быть здесь через два. — Это объявление вызвало ропот удивления. — Боудикка вряд ли будет держать здесь все свои силы, чтобы иметь дело с менее чем двумя сотнями человек. Если мы сможем продержаться до тех пор, Девятый прогонит их. Они не выстоят против полного легиона. — Он уставился на говорившего и был вознагражден мрачным кивком. — Я...

Оглушительный грохот сотряс массивную дубовую дверь и эхом разнесся по залу, за ним последовала толпа женщин, кричащих от ужаса, и мужчин, кричащих в тревоге. Валерий бросился к своим людям у двери. Удар повторился, запорный брус подпрыгнул, но удержался на опорах.

— Таран, — крикнул Валерий. — Подоприте плечами двери.

Четверо ближайших легионеров откликнулись на его клич. Снова повторился грохот, и люди отшатнулись от двери, держась за плечи. Он отозвал их, понимая, что совершил ошибку. От удара тарана могли раздробиться кости, и он не мог позволить себе больше жертв.

Он нашел Нумидия рядом с собой. — Думаю, у нас есть время, — сказал пожилой мужчина. — Двери шестидюймовые из массива дуба, а внешняя поверхность покрыта листовой медью. У меня возникла мысль. — Последние слова были произнесены шепотом, как будто ожидающие британцы могли их услышать. Валерий загнал его в угол.

— Видите ли, это была уборная, — объяснил Нумидий. — Вы сказали, что мы не можем вырыть яму.

Валерий уставился себе под ноги, где пол был выложен мраморными плитками восемнадцать квадратных дюймов каждая. — Мы не сможем прорыть это, — указал он. — И даже если бы мы могли, вы сказали, что фундамент храма огромен. Это было бы невозможно.

— Да. — Нумидий нахмурился. — Фундамент есть, но, когда мы строили целлу, мы внесли определенные компенсации за британскую зиму.

— Компенсации?

Нумидий кивнул, и было ясно, что ему неловко говорить о своем новшестве. — Это необычно, но мы внедрили систему гипокауста. Это было возможно, потому что колонны несут вес архитрава и фронтона прямо на фундамент. Перегрин очень сопротивлялся, пока не пережил здесь свою первую зиму, но после этого он был полон энтузиазма.

Валерий почувствовал, как растет его волнение. Гипокауст представлял собой систему дымоходов под полом для передачи тепла по всему зданию. В зависимости от пространства под мраморным полом, это может стать потенциальным путем побега. — Так как же нам добраться до этого гипокауста?

— Единственный способ – удалить плитку.

Они наклонились, чтобы изучить плитку между ними. Она была прочно замурована, и когда Валерий взял кинжал и отколол цемент, он едва оставил след.

Он посмотрел на Нумидия. — Насколько они глубоко?

— Ровно два дюйма.

— И ты уверен, что это откроет путь?

Инженер фыркнул. — Я построил этот храм, трибун. Поверь я это знаю.  Я выполнил все измерения, какие мог.

Разговор прервал ритмичный стук тарана, сопровождаемый приглушенными криками и проклятиями орудовавших им людей. Валерий проигнорировал шум и снова посмотрел на плитку. Он повернулся лицом к гражданским. — Мне нужны добровольцы, чтобы помочь ослабить эту плитку. Это займет время, но может дать хоть кому-то шанс. — Это также отвлекло бы их от мыслей о судьбе, ожидающей их, если шанс не материализуется. Четверо или пятеро мужчин встали, и один, заявивший, что у него есть опыт строительства, взял на себя ответственность. Валерий заметил, что Корвин не двинулся с места у стены. Разберись с этим сейчас, сказал он себе. Нет смысла откладывать.

— Оружейник, присоединяйся ко мне у двери. — Корвин посмотрел на него воспаленными, усыпанными угольками глазами. Он обменялся взглядом со своей женой, и Валерий уловил одобрительный кивок, прежде чем он поднялся с пола. Значит, так оно и было. Что ж, это ничего не изменило.

В тесноте целлы не существовало уединения, но Валерий дал ювелиру все, что мог. Он отвел его к одной стороне двери, подальше от солдат, которые, сидели экономя силы у западной стены. — Ты можешь считать себя арестованным за дезертирство и трусость, — сказал он. — Когда мы вернемся в пределы имперской юрисдикции, я увижу, как ты предстанешь перед судом за то, что подвел своих товарищей.

Корвин вздрогнул, словно его ударили, но шок тут же сменился горькой понимающей улыбкой. — Единственное, что вернется в имперскую юрисдикцию, – это наши кости, трибун, если ицены оставят нам даже их. Твои угрозы ничего не значат для человека, который уже мертв. — Он хотел было уйти, но Валерий поймал его за руку. Под плащом он почувствовал, как ювелир наполовину обнажил свой меч.

— Ты бы сразился со мной, но не с бриттами? — сказал он, недоверчиво качая головой. — Есть смерть и есть смерть с честью, Корвин. Ты мог бы быть среди почетных погибших у реки, но вместо этого ты предпочел бросить своих товарищей и друзей и спрятаться с женщинами и детьми. Что ты им скажешь, когда доберешься до другого берега? Что ты скажешь в свое оправдание, что бросил своих людей, с которыми ты сражался бок о бок двадцать пять лет?

Корвин побледнел, и когда он заговорил, его голос дрожал. — Иногда есть вещи поважнее, чем играть в солдатиков. — Его взгляд остановился на жене, которая с тревогой наблюдала за происходящим с ребенком на плече. — Долг не всегда означает долг перед Императором.

Валерий приблизил лицо, чтобы Корвин мог почувствовать его презрение. — Не говори мне о долге, легионер. Я видел, как старик вошел в стену мечей во имя долга. Этот старик спас мне жизнь и жизнь каждого настоящего солдата здесь. Две тысячи человек – твои товарищи – погибли во имя долга, пока ты пересчитывал свое золото. Еще раз упомяни слово «долг» в моем присутствии, и я воткну этот меч тебе в глотку. А теперь вернись к женщинам, среди которых