Книга Совершенное оружие - Александр Державин

в своём брате.

Я разжал руки и перекатился в сторону, вернув Ксюше возможность дышать. С трудом поднялся, на отказывающиеся слушаться ноги, а затем подошел к старой деревянной кровати, на которой поверх покрытого чёрной плесенью одеяла, лежала Соня.

От вида сломанного, неестественно неподвижного тела, внутри всё сжалось. Ярость вновь начала разгораться, но практически мгновенно оказалась потушена ледяной скорбью.

Ксюшина смерть ничего не изменит. Она не вернёт Соню. А значит, нет смысла в насилии. Лучшее на что я сейчас способен это прервать круг бессмысленной мести.

Именно этого бы хотела моя сестра, если бы была жива.

“Смешно. Ты снова даже не пытаешься просчитывать последствия своих решений.”

— О чём ты? — желания разговаривать не было, так же как и выбора делать это или нет.

“Прервать круг бессмысленной мести… Звучит красиво. Жаль смысла в этом нет ни капли. Мирное урегулирование конфликта, возможно, только в двух случаях, при достижении взаимной выгоды, или при отказе одной из сторон от объекта притязания в пользу своего противника, таким образом, чтобы дальнейший бой стал просто ему невыгоден.”

— Так в чём проблема? Я не стану убивать ее. Мы в расчёте.

“Нет. В данном случае объект притязания — это твоя жизнь. Она хочет забрать её, вот только силы не хватает. Поэтому приходится действовать через посредников. Довольствоваться малым, в надежде причинить тебе боль хотя бы косвенно. Поэтому, если ты оставишь её в живых, она продолжит двигаться в этом же направлении, убивая в начале твоих друзей, затем знакомых, а после и вовсе просто внешне похожих посторонних. За её жизнь ты заплатишь жизнями десятков других, непричастных к этой ситуации, людей, точно так же как только что заплатил жизнью Сони. За то, что пошёл на поводу у своих эмоций.”

— Я могу переубедить ее!

“А это ещё смешнее. Большинство людей руководствуются не рациональностью, а эмоциями, точно так же как и ты сам. Они попросту отказываются слышать аргументы и уж тем более пытаться понять чужую позицию. Для них имеет значение только собственное мнение, основанное на идеях их кумиров и примитивных базовых инстинктах. Любая же другая позиция воспринимается в штыки как в корне неверная, вне зависимости от того, насколько хорошо она обоснована. Для них есть только то, что соотносится с их картиной мира и наглая ложь. Подобные действия заложены в ваш вид на генетическом уровне. Точно так же как бессмысленные эмоции вроде сострадания или ненависти. Поэтому бесполезно пытаться менять аргументами чужую точку зрения, основанную исключительно на эмоциях. Лишь единицы способны перестать уподобляться своим генетическим предкам, и хотя бы попытаться заставить себя мыслить рационально.“

— Тогда можно посадить Ксюшу в тюрьму или еще как-нибудь изолировать.

“У меня осталось слишком мало времени. Я не стану тратить его впустую, на подобные бессмысленные действия. А отдавать ее этому чернобогу нельзя. Он сможет вытянуть из неё слишком опасную для меня информацию. Просто убей, это мгновенно решит все проблемы. Разум этой девушки слишком сильно повредился в тот момент, когда она сорвала ментальный блок на убийство людей. Поэтому с этого момента Ксения даже в теории не может представлять ни малейшей ценности.“

— Нет. Я не стану убивать беззащитную девушку. Не стану мстить, ведь если смерть окончательна, значит, каждая жизнь бесценна. Поэтому нельзя забирать её у той, кто прямо сейчас не представляет ни для кого угрозы. Соня бы не хотела, чтобы я превратился в хладнокровное безжалостное чудовище. Она не хотела бы, чтобы я стал таким же, как ты.

“Ладно.”

Внезапно у меня начала очень сильно кружиться голова. В глазах потемнело, пол под ногами поплыл. Я сам не заметил, как рухнул на пол. Виски пронзила острая боль, и мир вокруг померк.

Сочная, ярко-зеленая травка щекочет мои ноги, оставляя на носках и кроссовках мельчайшие капли холодной росы. Яркое утреннее солнце, не скупясь, дарит своё ласковое тепло, прогоняя прочь холод ночи. По ясному, нежно-голубому небу плывут, редкие, белые словно парное молоко, пушистые облака. Нос щекочет свежий запах свежескошенной травы и мокрой разрыхленной земли. Приятно дует в лицо теплый ветерок, ласково перебирающий давно не стриженые волосы. По небу туда-сюда носятся стрижи, а из небольшой берёзовой рощицы поблизости доносятся заливистые трели соловья. Среди густой травы беззаботно бегает маленькая белая кошка, охотящаяся за солнечными зайчиками, отражающимися от клатча какой- то молодой стройной женщины, одетой в строгое черное платье, смотрящееся так неестественно на фоне этого пышущего жизнью летнего пейзажа.

Идиллию нарушают только ритмичные звуки лопат, которыми орудуют двое крепких, по пояс обнаженных мужчин. Эти люди явно привыкли к подобной работе, каждое их движение чётко выверено и максимально скупо, чтобы не тратить на и так нелегкую работу лишние силы. Они не смотрят друг на друга вперив свои совершенно безразличные ко всему происходящему взгляды в землю у своих ног, но это ничуть не мешает им соблюдать четкую очередность, позволявшую не мешать друг другу размахивать сверкающими на солнце лопатами. Даже несмотря на жару и палящее светило, дыхание мужчин остаётся совершенно ровным и спокойным.

Забавно, двое работают, а ещё пятнадцать разодетых человек, стоят вокруг, на мокрой от росы траве и просто наблюдают за этим. Подобная картина отдаёт тем ещё сюрреализмом. Мои губы искривились в неуместной на фоне других хмурых лиц, злой усмешке. Как ни странно, я не испытывал скорби, поселившейся в сердцах окружающих меня людей. Вместо неё, было лишь раздражение от впустую потраченного на бессмысленный ритуал времени. Хотелось сорвать с себя это чертов неудобный, невыносимо жаркий черный пиджак, который меня заставили напялить, и уйти куда-нибудь на речку или в кино, или ещё куда угодно, где можно будет хоть ненадолго забыть о случившемся.

Комки земли, и нет нет, да срывающиеся со лбов трудяг, капли пота веселой капелью стучали по крышкам двух металлических ящиков, находящихся на дне полутораметровой ямы. Рабочим предстояло еще много работы, ведь сегодня им приходилось выполнять сразу двойную норму, что, скорее всего, с лихвой компенсировалось оплатой.

Солнце пекло все сильнее, уже к середине процесса расфуфыренные люди больше напоминали, засунутых в духовку поросят обернутых в бумагу для запекания. Такие же красные и покрытые мерзко пахнущим солоноватым соком. Может быть, в этом и заключается смысл происходящего действа?

Живые должны страдать, во имя благополучного посмертия мёртвых! Хорошо звучит. Весело. Настолько, что аж хочется разбежаться и прыгнуть в прохладную могилу, чтобы не видеть всего этого.

Хотя нет, ведь сейчас они пойдут обжираться вкусной едой и заливаться дорогим бухлом, что уж точно не добавит им