Книга «Котлы» 41-го. История ВОВ, которую мы не знали. - Алексей Валерьевич Исаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вермахт летом 1941 г. обладал «чудо-оружием», разрушительные возможности которого были куда более впечатляющими, чем у ракет ФАУ. Это были крупные самостоятельные механизированные соединения — моторизованные армейские корпуса. Симметричный ответ на это средство борьбы у Красной армии отсутствовал. Если в Приграничном сражении июня 1941 г. РККА могла противопоставить менее эффективные, но хотя бы способные как-то маневрировать мехкорпуса, то к августу они были уничтожены. Немецкие танковые войска также понесли ощутимые потери, но они не утратили основного своего качества — подвижности. Это касалось как возможности прорыва в глубину обороны и смыкания «клещей» за спиной армий и целых фронтов, так и возможностей быстрого создания ударных группировок. Моторизованный корпус мог своим ходом переместиться на несколько сотен километров и возникнуть словно из ничего на ранее спокойном участке фронта, сокрушая всё на своём пути. При этом собственного крупного механизированного соединения, которое провело бы марш и вступило в поединок с возникшим из бездны монстром, у обороняющихся советских армий и фронтов не было. Так, XXXIX моторизованный корпус внезапно появился под Чудово, и его соединения обеспечили плотную блокаду Ленинграда. Так, большая часть соединений 1-й танковой группы Клейста переместилась на Кременчугский плацдарм и начала наступление навстречу 2-й танковой группе Гудериана, замкнувшее киевский «котёл». Так, 4-я танковая группа совершила марш и нанесла удар на Вязьму там, где его не ждали в начальной фазе операции «Тайфун».
Подобного рода ситуация с качественным перевесом в подвижных средствах ведения операций больше не повторялась в ходе Великой Отечественной. Перед лицом немецкого наступления летом 1942 г. у Красной армии уже были сформированные весной танковые корпуса, обладавшие вполне сносными возможностями по маневрированию и нанесению контрударов. Осенью 1943 — летом 1944 г., когда вермахт откатывался на запад, в распоряжении немецкого командования всё ещё оставались остатки былого могущества в лице танковых и танко-гренадерских дивизий, которые использовались в контрударах той или иной степени результативности.
Совершенно ужасающие перспективы означал для Красной армии тот факт, что летом — осенью 1941 г. вермахт обладал стратегической инициативой. Это означало, что советское командование не обладало техническими возможностями для проведения наступательных операций, способных поставить под угрозу сколь-нибудь крупные объединения противника. Соответственно, немецкий генеральный штаб был волен в перемещениях крупных сил на выбранные направления наступлений без опасений за другие участки.
Такая ситуация также не имела прецедентов в оборонительных операциях Красной армии в последующие периоды войны. Например, в ходе битвы на Курской дуге командование групп армий «Центр» и «Юг» было вынуждено держать крупные резервы в лице танковых корпусов для обеспечения безопасности своих войск на других участках фронта. Сходная ситуация имела место в летне-осенней кампании 1942 г., когда в ответ на сильные удары советских войск на центральном участке фронта немецкое командование было вынуждено держать в группе армий «Центр» целую когорту танковых дивизий.
В августе — октябре 1941 г. угроза крупного наступления, способного обрушить фронт какой-либо группы армий, отсутствовала. Моторизованные и авиационные корпуса вермахта могли перемещаться вдоль фронта, создавая подавляющее преимущество в нужной точке, без каких-либо опасений. Так, были брошены против войск Северо-Западного направления моторизованные корпуса 3-й танковой группы и VIII авиакорпус в августе 1941 г. Так, были сконцентрированы против войск Юго-Западного направления силы 1-й и 2-й танковых групп. Войска Западного направления при этом практически ничем не могли воспрепятствовать созданию количественного и качественного перевеса против войск двух других направлений на флангах советско-германского фронта. Перед началом «Тайфуна» моторизованные корпуса и эскадры бомбардировщиков и истребителей были вновь возвращены на московское направление и создали подавляющее превосходство на земле и в воздухе на направлениях главных ударов новой наступательной операции.
Конечно, в руках советского командования ещё оставались пассивные средства борьбы — оборудованная в инженерном отношении оборона. Но возможности этого средства были весьма ограниченны. Во-первых, укреплениями нужно было закрывать значительные пространства. При этом действительно значимыми оказывались лишь короткие участки построенных траншей, комплексов ДОТов и противотанковых рвов. Например, внушительное сооружение от плавней Днепра до берега Азовского моря — «противотанковый ров у Тимошевки» — оказалось вовсе не востребованным по прямому назначению. Построенные линии обороны часто оказывалось некому занимать в условиях быстрого продвижения вперёд противника. Во-вторых, немецкая армия на основе анализа боевого опыта Первой мировой войны разработала технологию прорыва подготовленной обороны. Свести войну к позиционному кризису, как это удалось сделать Франции в 1914 г., теперь было невозможно. Наступающие немецкие танковые и моторизованные корпуса могли медленно, с потерями, но взламывать оборону советских войск вне зависимости от времени её подготовки.
Кроме того, задача создания устойчивой обороны требовала выявления направления главного удара противника. Возможности разведки по вскрытию перемещений «меча-кладенца» — моторизованных корпусов, а тем более авиасоединений — были совершенно ничтожными. Перегруппировка крупных механизированных соединений происходила так быстро, что кормившаяся огрызками сведений о движении немецких войск разведка не могла своевременно указывать на создание ударных кулаков на том или ином участке фронта. При этом предположения о направлении главного удара могли оказаться ошибочными (как это было под Вязьмой и Брянском) или силы обороняющегося оказывались размазанными на несколько вероятных направлений наступления противника с затруднённым манёвром между ними (как это было на Лужском рубеже).
Резюмируя всё вышесказанное, можно сравнить операции августа — октября 1941 г. с игрой в жмурки, в которой глаза завязаны у того, кого пытаются поймать. Стоявшие на фронте в августе советские фронты и армии были обречены. В этих условиях преступной самонадеянностью со стороны руководства страны было бы надеяться обойтись теми соединениями, которые уже имеются в наличии. Требовалось не только вести упорную борьбу имеющимися соединениями, но и готовить новые дивизии им на замену. Этим советское командование энергично занялось ещё в июле 1941 г. При этом нельзя сказать, что стоявшие на фронте и в резерве фронтов соединения бездумно списывались в утиль. Энергичным маневрированием войсками между разными участками фронта командование Красной армии стремилось сохранить максимально возможное количество войск от «котлов» и избежать преждевременного ввода в бой формируемых дивизий. Задача сохранения достаточного числа соединений, чтобы по мере прибытия свежесформированных дивизий построить устойчивый фронт, была в целом успешно решена. Битва за Москву является примером весьма тонкого балансирования