Книга По следам обречённых душ - Ласточкин

пробормотал лидер. — Нахрена оно тебе надо, не припомню среди черт твоего характера снисходительности?

Он сощурился и чёрные реснички спрятали радужки глаз наполовину; не поворачивая голову, скосил к ней глаза, после чего посмотрел на недоумевающую троицу.

— Ингет, с каких пор ты такой отзывчивой стала? — серьёзно спросил Тагус. — Или ты вдруг стала паинькой после того задания? — уже саркастичнее добавил Релум.

— Око за око, так кажется Женя говорит, — пожала она плечами.

— Это про месть, алё! — воскликнул Вильт, взмахнув руками.

— От спаррингов мы отказались после того дня, — заговорил Эпкальм. — А если ты хочешь помочь мне выпустить пар, то могу заверить, что это будет больно, — всё так же отстранённо говорил Эпкальм, а затем подошёл к сопернице, что выглядела чересчур решительно.

Аноильтенс вскинул бровь в молчаливом вопросе.

— А я другого и не предлагала. — Хищно улыбнулась в ответ Хактес, после чего губ Эпкальма коснулся тот же оскал.

Лидер махнул рукой, Ингет подскочила с земли и быстро замотала кулаки эластичным бинтом. Они встали на исходные позиции, пристально глядя друг другу в глаза и щурясь, точно давали шанс отказаться от этой затеи. Оказавшиеся зрителями товарищи с интересом наблюдали за ними. Сопротивленцы одновременно качнули головами и пошли в ожесточённую атаку. Вильт и Памаль единогласно кривились и шипели, каждый раз, когда руки и ноги сталкивались, издавая глухие удары.

Эпкальм знал, что Ингет слабее, но в этот раз она не давала ему спуску, не подставлялась и наносила по нему не менее агрессивные удары. Эпкальм выплёскивал агрессию, накопившуюся после разговора с золотой девочкой, а Ингет впервые отрывалась на душевных терзаниях. То ли из-за сильной злости обоих, то ли от необдуманности действий и безумно сильных и быстрых ударов, они повалились на землю одновременно полностью обессиленные, спустя, по крайней мере, минут десять. Оба глубоко дышали, но вместе с тем чувствовали некоторое расслабление. Цель выполнена — вся дурь и злость вышли, стало легче, хоть тела и ломило от полученных ударов.

— Охренеть! — воскликнули в один голос озорники. — Вы там живые?

«Бойцы» отпыхивались. От сбившегося дыхания их грудные клетки поднимались с удивительной быстротой, а потому вставать не торопился ни один из них.

— Синяков будет много. — Пожал губами Тагус, чуть склонив голову.

Эпкальм лишь хмыкнул, но таки рывком поднялся, сложив руки на колени. Ингет поднялась не так бойко. Только они успели принять сидячие положения, как проказники снова присвистнули, оценив внешний ущерб. Хактес в качестве боевого трофея получила разбитую губу, из которой сочилась кровь, стекая из уголка к подбородку, а Аноильтенс сидел с разбитым носом; бардовая жидкость текла только из одной ноздри, но до губ не доставала. Сопротивленцы вытерли её, размазав по коже.

— Думаю повторять нечто подобное будет слишком травмоопасно, вы и так похожи на отбивные. — Покачал головой Лебаг, задорно улыбаясь.

Зрители принялись давать комментарии прошедшему бою, пока сами бойцы сидели и пытались отдышаться. Пролетающий мимо ветер егозливо скакал по ветвям и раздувал короткие листики, отчего лучистые солнечные зайчики запрыгали по небольшой поляне, скача от одного сопротивленца к другому и обратно.

Сквозь бурные обсуждения и смешки товарищей, Эпкальм смог расслышать шаги, кто-то к ним направлялся. Лидер подумал, что это может идти кто-то из отряда, а потому приготовился к самому худшему — приходу Липедессы и её проповедям о церемонии. Медленно поднявшись, он заметил сверкнувшие пряди каштановых волос, отливающих на солнце и понял, что надеяться на лучшее уж точно не придётся. Аноильтенс уже было собрался перехватить золотую девочку, чтобы сцена не развернулась перед товарищами, как его лицо омрачилось больше прежнего. Может сопротивленец и готовился к худшему, но никак не к неизбежно ужасному. Неприятная волна раздражительности прокатилась по хребту.

На встречу ему грациозно и гневно выплыла Гловиль, что приняла враждебную позу. Её голубые глаза искрились от неприязни, а губы то сжимались в тонкую полосу, то снова выпрямлялись, точно женщина думала, что должна сказать лидеру.

Эпкальм и без того понимал, что произойдёт. Если дело дошло до Гловиль, то в итоге дойдёт и Глораса, тогда-то и начнётся очередная разборка, в которой участвовать он ни капельки не горел желанием. Сопротивленец всё надеялся, что они отстанут от него с этой нелепой церемонией, но те из раза в раз становились только настойчивее. Он даже стал опасаться, что в один из дней его просто свяжут и потащат волоком на объединение.

— Ах ты паршивец! — прошипела глава скрючив нос, точно общаться с ним было до того омерзительно и неприятно. — Ты кого из себя корчишь? Вроде не дурак, а делаешь всё через задницу!

При её появлении Эпкальм отвернулся, сделал глубокий вдох и пошёл с поляны. Обозлившаяся на такую вольность Гловиль, с остервенением бросилась за ним, пытаясь ухватить его за руку, но сопротивленец, повернув голову, скосил глаза и уловил её движение. Он сделал резкий шаг в сторону отчего она, чуть не упала, но сумела удержать равновесие. Эпкальм выпрямился, горделиво и безразлично разглядывая вторую главу штаба. Ярость расползалась по телу подобно змеям, а следом под кожу вгрызлось отвращение, сделавшее выражение лица ледяным.

— Меня не волнуют ни твои желания, ни Липедессы. Я вам не ручной зверёк, — тихо зарычал Эпкальм, сверля её потемневшими от гнева янтарями. — Мне плевать на ваши склоки и репутацию в глазах стариков, это ваши проблемы.

Губы Гловиль задрожали от злости, глаза презрительно сузились. Он стоял так близко к женщине, что сумел расслышать рык, вырвавшийся прямиком из горла, точно у взбешённой кошки. Она занесла ладонь и со всей присущей ей мощью направила её на Аноильтенса. Рука, однако, так и не коснулась его лица. Лидер остановил её решительно, чего даже от себя не ожидал. А ведь прежде он позволял так к себе относится, так что же в этот раз заставило его взбунтоваться? Сопротивленец, стрельнул глазами в сторону товарищей и всё понял.

Оттолкнув от себя истеричную женщину, он смерил её взглядом:

— Не смей касаться меня. И твоей дочери я больше этого не позволю. — С этими словами он развернулся, подошёл к Тагусу и тихо шепнул, чтобы слышал только он: — Сегодня, в то же время.

После он поспешил покинуть поляну, потрясённых товарищей и Гловиль Кастасиэм, которая не переставая сжимала зубы.

Эпкальм же не сомневался, что поступил правильно. Одно дело, когда глава налетала на него пока он был один и уже совсем другое, когда она делала это при его товарищах. Этот поступок стал последней каплей, из-за которой и без того полная чаша терпения лопнула, выплеснув «истеричке» в