Книга Темные вершины - Алексей Винокуров

– Но если кадавр на самом деле ни жив ни мертв, ведь это страшная мука.

– Кому мука? Кадавру? – Мышастый только плечами пожал. – А остальным зато чистая радость. Сам подумай, огромная страна, величайшая по территории, не делает вообще ничего, пальцем о палец не ударит, а просто сосет черную кровь и смрадный газ, который ей сопутствует, сосет и торгует ею. Ты думал, откуда эта кровь и почему ее столько? Рожденная третьим пространством, она выталкивается наверх муками кадавра. Страшно? Страшно. А теперь спроси у людей: хотят ли они жить как все, хотят ли трудиться в поте лица, зарабатывая себе хлеб насущный? Девять из десяти скажут, что нет, не хотят. И пусть живут они не очень хорошо, но лучше им не нужно.

Буш обошел саркофаг по периметру. Если приглядеться, то лицо кадавра было не страшным, удивленным и каким-то даже по-детски обиженным. Буш снова вспомнил свой сон, передернул плечами.

– Значит, Хабанера все-таки соврал насчет Бога? – задумчиво спросил он. – Он ведь говорил, что Бог есть, что это он Атман…

– Атман у всякого свой, – отвечал Мышастый. – У одного атман – Бог, у другого – дьявол, у третьего – деньги, у четвертого – еще что-нибудь… Даже если Бог и существует, то что он такое? Может быть, Бог и есть мир во всем его разнообразии. Бог пресуществился в этот мир, стал им. Служи миру – будешь служить Богу. Сохраняй статус-кво…

– Статус-кво? Но вы же не всегда стояли на этом месте, вы, триумвиры?

– Знаешь, сколько мне лет? – перебил его Мышастый.

– Нет.

– И я не знаю. Только я видел Великого кадавра, когда он был еще живым.

Буш прикинул, изумился, уставился на него.

– Но это… Этого же не может быть! Как вам удалось?

– Из кадавра идет великая сила. И мы, триумвиры, получаем свою часть. И ты тоже можешь получить ее, а не просто быть звеном в цепи. Пойми простую вещь: живые питаются мертвым, мертвые – живым. Вы верите, что у человека есть душа. На самом деле это просто одухотворяющая субстанция. Вот ей мы и питаемся.

– Кто это – мы?

– Мы все, вся страна, – терпеливо отвечал Мышастый. – Именно отсюда в нас столько злобы и ненависти, а вовсе не оттого, что мы плохие люди. Мы ведь все почти вурдалаки.

– Все?! – не поверил Буш.

– Ну есть, конечно, исключения, – поморщился триумвир. – Процентов, я думаю, десять. Но тоже никакой их заслуги в этом нет, это просто от природы непереносимость. Вот ими мы и питаемся. Они этого не знают, хотя и чувствуют что-то не то… Отсюда их отчаяние, депрессии, попытки бунтовать. Остальные же сделают, что им скажут. А почему? А потому что мы всех подсадили на это питание. Они ведь не помнят себя. Все время повторяют заученные формулы. А попробуй их заставь думать самим – им это неприятно, страшно, они прячут голову или, наоборот, бросаются со злобой. Вот оттого им так скучно жить. Мертвецам скучно, пока они ни там и ни там, ни в гробу, ни за гробом.

– А вы, значит…

– А мы – да. Храним гармонию. Слышал про Трех чистых – на небесах?

– Кажется, у китайцев, – наморщил лоб Буш. – Создатели мира…

– Именно. Так вот, они – трое чистых, а мы…

– Трое грязных?

Мышастый злобно ухмыльнулся, но сдержал раздражение.

– Не грязных, базилевс. Мы – трое нижних. Они мир создали, мы его сохраняем.

– То есть вы, Хабанера и Чубакка существуете от начала времен? – не поверил Буш.

– Почти. Во всяком случае, в мире, созданном хамбо-ламой…

– И вы не добро и не зло?

– Добро и зло выдумали люди, – покривился триумвир. – Выдумали и до сих пор не могут определиться с тем, что такое добро. Ну отдельный человек – ладно, отдельный человек всегда идиот – и в древнегреческом смысле, и в таком. Но целые народы, страны, религии… Казалось бы, могли уже прояснить термины. Нет, ничего похожего. У русских одна добродетель, у американцев другая, у китайцев третья. У евреев один единый для всех Бог, у христиан другой единый для всех, у мусульман – третий. На Кавказе гостя надо накормить, в Полинезии съесть, у нас – пусть проваливает, покуда цел. И так во всем. Чего тогда удивляться, что наше отношение к добру и злу ситуативное? Сейчас мы противостоим злу, понадобится, встанем против добра. Мы гармония, порядок, а это выше добра и зла. И это тоже наш особый путь, всех касается, не только триумвиров.

Буш некоторое молчал, думал, потом поднял взгляд на Мышастого:

– Так что же ты хочешь от меня?

Мышастый как-то особенно блеснул глазами, в руке его, заметил Буш, висел какой-то шнур. Он перехватил взгляд базилевса, осклабился, протянул кулак к его лицу. Буш содрогнулся: это был не шнур, не веревка, а самый настоящий хвост – бело-черный, запачканный присохшей кровью, с корнем вырванный из чьего-то маленького тела.

– Это крыса моя. Преставилась, чистая душа. Скоро будет девять дней, как… Вот, храню на память.

Мышастый сжал кулак с хвостом, смахнул слезинку, базилевса замутило.

– Что я должен сделать? – повторил Буш, стараясь не глядеть на висящий между пальцев триумвира кусочек мертвой плоти.

– Да что же ты сделаешь, – вздохнул тот. – Видно, пришло ей время, не воскрешать же ее назад, правильно?

– Я не о крысе. Я вообще.

– Ах, вообще… – Мышастый подобрался и хищно сверкнул глазами, и Буш подумал, что он и сам похож на крысу, не зря у него такое прозвище. Или это не прозвище, фамилия? – Ну для начала вернись во дворец. Снова стань базилевсом во всей силе. Восстанови статус-кво.

– Статус-кво? – Буш повысил голос. – Вот, значит, что тебе нужно…

– Это не я, это судьба, – смиренно проговорил Мышастый.

– Судьба? – Буш свирепел прямо на глазах. – Получается, это судьба хочет, чтобы народ и дальше пребывал в оцепенении, не видя вокруг ничего, кроме своей исключительности, про которую опять же нашептали ему вы? Чтобы он по-прежнему утыкался глазом в свое корыто, не поднимая головы? Это судьба велела ему подыхать в нищете, когда руководство лопается от денег?

Мышастый устало покачал головой.

– Послушай, что ты так бьешься? Что тебе этот народ? Ленивый, тупой, нелюбопытный… Он предал тебя уже и предаст снова, будь ты доктор простой или базилевс. Помани только его минимальной выгодой, здесь и сейчас, и он пойдет на все. Потому что природа его такая – жадность и предательство.

– Это вы его таким сделали… Год за годом, десятилетие за десятилетием уничтожали его, чтобы выживали только самые беспринципные!

Мышастый помолчал секунду.

– Люди обычно имеют дело с результатом, а не с процессом. А результат всегда печален, – холодно сказал он. – Однако ты – особый случай и можешь выбрать, с кем тебе быть – с процессом или с результатом.

И выразительно поглядел на маленькое мертвое тело, заживо укупоренное в саркофаге.