Книга Когда оживают Страхи - Сергей Джевага

Очередной уютный кабинет, эдакое теплое логово, что так любят люди при власти, обреченные работать сутки напролет.

Не большой и не маленький, средний. С полом, устланным толстым ковром из шерсти пещерных пауков, парочкой баснословно дорогих деревянных столов. Письменным и еще одним с круглой столешницей, для переговоров. В одном углу устало развалился мягкий диван, кресла расположились в хаотичном порядке. На голых каменных стенах карта Олдуотера, герб правящей династии, несколько полок с древними на вид книгами, стекло для пометок. В другом углу небольшой бар со стаканами и кружками, десятком бутылей – маслянисто поблескивали янтарные жидкости. И все озарено мягким желтоватым светом, что источали лампы в замысловатых люстрах, представляющих собой кованых доисходных животных и птиц.

Пахло деревом, книгами, крепким грогом и ромом, чернилами и чем-то нематериальным типа чужих размышлений. И я по привычке потянулся к Изнанке, чтобы проверить на наличие защиты и ловушек, но, схлопотав предупреждающий укол холодом и новый приступ головной боли от браслетов, невольно поморщился.

– У тебя такое лицо Мак-Моран, словно чем-то разочарован, – произнес полноватый низкорослый мужчина, сидящий в одном из кресел. – Думал, приволокут в пыточную?

– Мелькнула такая мысль, – с непроницаемым выражением лица ответил я. Медленно переключился с обстановки на собеседника, вежливо кивнул.

Признаться, я его не заметил, что странно. Как правило, чувствую любого и каждого, ведь так или иначе все люди испытывают какие-то эмоции. Сейчас же то ли браслеты задушили способности, то ли банально увлекся.

Через минуту я сообразил, что не все так просто. Данный человек был настолько округлым и мягким, что взгляд с него будто соскальзывал. Вроде смотришь, отмечаешь детали – рисунок морщин, форму носа и губ, цвет глаз, телосложение, – но попросят через минуту описать, и запнешься, будешь долго и мучительно, а главное бестолково вспоминать.

И дело, пожалуй, не в артефактах, не в каких-то штуках гностиков. Банально он умел быть незаметным, умел прятаться в тени, что говорило об определенных талантах и роде занятий.

Я вновь взглянул, уже не скрывая, что изучаю. Нарвался на улыбку и острый взгляд холодных серых глаз. Не коротышка, но мелкорослый и полноватый, одет в серые брюки, рубаху и жилет, такие же серые туфли, больше смахивающие на тапочки. Лицо невзрачное и некрасивое, округлое, щекастое, но лоб высокий и едва прикрыт жидкими волосами, нос-кнопка. Мужчина больше походил на какого-то торговца средней руки или на клерка, хозяина гостиницы, но уж не на того, кем являлся на самом деле.

– Насмотрелся?

– Пожалуй, – хмыкнул я.

– Ну вот и замечательно, – сказал мужчина. Резко спрятал улыбку, будто содрал с губ, как кусок резины, посмотрел властно и жестко. – Признаюсь честно, моя б воля, и ты бы сейчас не прохлаждался тут. Сидел бы в пыточной, скулил от боли и говорил.

– Что? – поинтересовался я.

– Правду, – отрезал он. – После первого же сеанса у моих специалистов редко кто рискует лгать. И ты не стал бы исключением, Мак-Моран. И вполне вероятно, не станешь, так как шанс есть. Зависит от того…

– Как я себя поведу, – подхватил я. – Да-да, хорошо. Тогда, может, пропустим прелюдию и я окажу всестороннюю помощь следствию.

– Умолкни, – сказал он.

Я осекся.

В нем столько иступленной ярости и черноты за ширмой мягкой простоты, что стало не по себе. Лишь на мгновение приоткрылся, позволил зверю внутри ощерить клыки, а меня бросило в холодный пот.

Черт. Еще не сталкивался с подобным. И ведь не гностик, не служитель Церкви. Обычный человек. Если такое определение применимо к знаменитому, наводящему ужас на преступников и аристократов серому кардиналу Олдуотера, главе тайной службы Тары Бойлу Кейси.

О нем ходили слухи. А народная молва любит приплетать всякое. Якобы нет человека более жестокого и злобного, неоправданно кровожадного, коварного. Дескать, если не повезет перейти ему дорогу, можешь топиться. Потому что наутро твоих родителей и детей уничтожат, твое дело пойдет прахом, а память о тебе смоет как водой. Болтали и то, что младенцев жрет живьем, а врагов, своих и гранда, любит медленно расчленять.

Обычно я пропускал вот такие россказни мимо ушей, относился с иронией. Но сейчас резко проникся и подумал, что нет дыма без огня. Лишь огромным усилием воли удалось разбить онемение в мышцах, как можно незаметнее выдохнуть. Умом прозревал: раз начали разговаривать, убивать не в их интересах. Сознавал и то, что меня пытаются припугнуть. Однако отчего-то твердо уверился и в том, что уничтожить неугодного лорда для Бойла, как пальцами щелкнуть, ему очень хочется это сделать. И если возжелает чуть сильнее, преградой не станет ни гранд, ни Церковь, ни Лига.

И стало страшно. От него веяло жутью ничуть не меньше, чем от Вестника. Пожалуй, неудивительно, что безродный простолюдин сумел забраться на такую вершину. Характер, воля и целеустремленность такие, что можно болты гнуть. И всем повезло, что этакий человек встал на сторону порядка. Ибо уйди в бандиты или примкни к революционерам, и от Олдуотера мало б что осталось.

– Расставим точки, – помедлив, произнес глава тайной службы. – Ты мне не нравишься, Мак-Моран. Слишком скользкий и малопрогнозируемый, от тебя одни неприятности. Долго оставался безнаказанным и не получал щелчков по носу от жизни. А с учетом того, что обладаешь зачатками разума, привык глумиться над противниками попроще… Но больше не нравится то, что умудрился многие годы хранить секреты. Сие вообще – как личный вызов. Не поверишь, но руки так и чешутся прихлопнуть нахала. И да, плевать, что ты лорд Старшего дома. Один намек, одно движение – и сотрут так, что памяти не останется. Акценты уяснил?

– Вполне, – сказал я, глядя ему в глаза. И видимое спокойствие далось очень нелегко.

– Хорошо, – кивнул Кейси. – Потому я пожелал поговорить с тобой до того, как сюда придут остальные. Внести ясность. Так вот, до тех пор, пока ты полезен и нужен, я тебя не трону. Будешь соблюдать условия сделки, живи как хочешь. Но стоит огорчить меня или моего нанимателя, и будут… хм… санкции.

В его глазах опять сверкнула ярость. И я скрипнул зубами, для себя по-настоящему осознав, – попался. Конец моей свободе. Конец привычной жизни. Если и выйду отсюда живым, с крючка не отпустят. Или попытаются приручить, или пристрелят как бешеного пса.

Можно попробовать сопротивляться, бросить вызов. Но со мной моя сила, а за его спиной стоит система, бороться с которой будет неимоверно трудно.

Холод ласково укусил за пятки и полез вверх по ногам, свернулся сырым клубком где-то в районе живота. И вновь показная сдержанность далась огромным трудом. Вместе со страхом пришла и злость – я ненавидел, когда угрожают. А потом и беспомощность, так как понял, что стал слишком уязвим. На меня можно давить, и рычагами выступят близкие.

На то и намекал мелкий ублюдок. Да что там намекал, говорил почти прямо.