Книга Забрать любовь - Джоди Пиколт

Николас моргнул. Мать забрала Макса у него из рук. А он ведь ничего ей не сказал о своих планах. Он даже не упоминал о том, что ему не с кем оставить ребенка. Астрид, которая уже несла Макса обратно в гостиную, обернулась и пристально посмотрела ему в глаза.

— Я твоя мать. Я слишком хорошо тебя знаю, — сказала она.

Николас опустил крышку кабинетного рояля и расстелил на нем поролоновый коврик для пеленания.

— Чтобы не было опрелостей, я пользуюсь мазью «Эй-энд-Ди», — сообщил он Астрид. — А присыпка подсушивает кожу.

Потом он рассказал ей, когда Макс ест, сколько съедает за один раз, как помешать ему заплевать все вокруг протертыми зелеными бобами, и принес из машины люльку, чтобы сыну было где спать.

На всякий случай он оставил Астрид номер своего бипера. С Максом на руках она проводила его до двери.

— Не переживай, — сказала она, коснувшись руки Николаса. — Я это все уже делала. И у меня очень неплохо получилось.

Привстав на цыпочки, она поцеловала его в щеку.

Николас с легким сердцем зашагал по мощеной дорожке. Он не только не обернулся, чтобы помахать Максу, но даже не удосужился поцеловать его на прощанье. Он пытался расслабить мышцы плеч и поверить в то, что их не перерезает ремень сумки с подгузниками и не оттягивает вертлявый восемнадцатифунтовый младенец. Он с изумлением отметил, как много смог рассказать матери о Максе и его привычках и потребностях. Он даже начал насвистывать, гордясь своими достижениями и напрочь забыв о Роберте Прескотте. И только взявшись за разогретую солнцем ручку двери, он вспомнил об отце.

Не выпуская ручки, он обернулся к матери. Она стояла в дверном проеме, держа Макса на руках. На фоне огромного дома они показались Николасу невероятно маленькими. Встреча с матерью прошла относительно безболезненно, но ведь он уже давно начал общаться с ней по телефону. Но за все время общения они так ни разу и не упомянули о Роберте Прескотте. Николас понятия не имел, как отец отреагирует на появление в своем доме ребенка. Обрадуется ли он наследнику или отречется от него так же легко, как и от сына. Он вообще не знал, что за человек его отец.

— Что скажет папа? — прошептал он.

Мать никак не могла услышать его с такого расстояния, но поняла, что тревожит Николаса.

Она улыбнулась и шагнула вперед, под слепящие лучи полуденного солнца.

— Думаю, он скажет: «Привет, Макс», — ответила она.

* * *

Ближе к полуночи Николас подъехал к родительскому дому, чтобы забрать сына. Войдя в гостиную, он застыл в изумлении. Весь пол был усыпан развивающими игрушками, в углу стояла кроватка, а посредине комнаты красовался манеж, рядом с которым высились детские качели. Ковер был накрыт большим зеленым стеганым одеялом, к углу которого была пришита голова динозавра. Над роялем висела игрушечная панда, заменившая горшок с клеомой, а на крышке инструмента рядом с пеленальным ковриком стояла самая большая банка мази «Эй-энд-Ди», которую Николас когда-либо видел, и упаковка памперсов. Посреди этого изобилия на диване спал отец Николаса. Он похудел и даже как будто стал выше ростом, а его шевелюра заметно поседела. У него на груди калачиком свернулся Макс.

Николас затаил дыхание. Он часто рисовал в воображении свою первую встречу с отцом. Ему казалось, что она будет сопровождаться обоюдной неловкостью, напряженностью или даже отголосками ненависти. Но он не представлял себе, как сильно состарился за это время отец.

Он тихонько попятился к двери, но зацепился ногой за мягкий мячик-погремушку. Глаза отца тут же раскрылись, как будто он и не спал вовсе. Роберт Прескотт не попытался приподняться, зная, что это разбудит Макса, только неотрывно смотрел на сына.

Николас ждал, пока отец что-то скажет. Ну хоть что-нибудь. Он вспомнил, как впервые после трехлетней победной серии проиграл соревнования по гребле. В лодке кроме Николаса было еще семь гребцов, и в проигрыше не было его вины. Но он воспринял это как личную неудачу и подошел к отцу, низко опустив голову, ожидая порицания. Отец тогда не сказал ничего. Совсем ничего. И это молчание хлестнуло Николаса больнее любых обидных слов.

— Папа, — прошептал Николас, — как он себя вел?

Не «Как твои дела?» или «Что произошло в твоей жизни за эти годы?». Николасу казалось, что если он ограничит круг тем проблемами Макса, боль, обосновавшаяся где-то глубоко внутри, постепенно уйдет. Спрятав руки за спину, он стиснул кулаки и встретил взгляд отца. В глазах Роберта мелькали тени, смысл которых Николасу понять не удавалось. Но в них затаилось и обещание. «Слишком много всего произошло, — казалось, говорил Роберт. — Давай не будем об этом».

— Ты молодец, — сказал отец, поглаживая Макса по спинке.

Николас приподнял брови.

— Мы продолжали интересоваться твоей жизнью, — мягко пояснил отец. — И всегда были в курсе.

Николас вспомнил довольную усмешку Фогерти, когда сегодня в полдень он появился на работе без Макса.

— О! — воскликнул он, увидев Николаса в холле больницы. — Si sic omnia![12]— И, подойдя, по-отечески крепко обнял его за плечи. — Насколько я понимаю, доктор Прескотт, — заявил Фогерти, — о вас снова можно сказать «В здоровом теле здоровый дух». Надеюсь, это дурацкое недоразумение осталось в прошлом? — Фогерти понизил голос. — Ты мой протеже, Николас. Твое будущее обеспечено, если ты сам все не испортишь.

Отец Николаса был хорошо известен в медицинских кругах Бостона. Ему было совсем нетрудно следить за стремительным взлетом сына в кардиоторакальной иерархии Масс-Дженерал. И все же Николасу стало не по себе. Ему очень хотелось знать, кого и о чем расспрашивал отец.

— Он хорошо себя вел? — повторил вопрос Николас, кивая на Макса.

— Спроси у матери, — ответил Роберт. — Она в лаборатории.

Николас зашагал по коридору в Голубую комнату, где находился полукруглый черный занавес, служащий входом в рабочее место его матери. Он уже протянул руку к первой портьере, как она вдруг зашевелилась. От неожиданности он даже отпрянул назад.

— Ох, Николас, — воскликнула Астрид, — как ты меня испугал! Да и я тебя, кажется, тоже.

Она держала в руках два влажных отпечатка, от которых все еще пахло закрепителем, и помахивала ими, чтобы они поскорее высохли.

— Я видел папу, — сообщил ей Николас.

— И что же?

— И ничего, — улыбнулся Николас.

Астрид положила снимки на ближайший стол.

— Да, — задумчиво протянула она, критически разглядывая фотографии, — просто удивительно, как разлука умеет смягчать даже самых жесткосердых упрямцев. — Она выпрямилась и тихо застонала, разминая поясницу. — Как бы то ни было, но мой внук вел себя превосходно. Золото, а не ребенок. Ты заметил, что мы проехались по магазинам? В Ньютоне есть изумительный детский универмаг, а после него я просто обязана была заглянуть в ФАО Шварц[13]. Макс оказался на высоте. За все время он ни разу не пикнул.