Книга Танцы со смертью: Жить и умирать в доме милосердия - Берт Кейзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждое вскрытие – это Магритт, который совсем отбился от рук: вместо эвокативного соседства частей человеческого тела, включая присутствие прозектора, нечто нарубленное, чем быстро заполняют лоток.
Это могло бы, пожалуй, чем-то казаться, но тогда оттуда должны были бы торчать по меньшей мере глаз кролика или, скажем, яркое перо попугая.
Терборх терпеть не может того, что врачи думают, что могут занять место священников.
– Не бойся, Хендрик: пока твоя фирма выступает с лучшими результатами на рынке Улучшения Собственной Судьбы, вы идете с нами ноздря в ноздрю.
– Но ты же сам всегда говоришь, что врачи ничего или почти ничего не могут.
– Ну да, однако речь не о том, что мы можем. Речь о том, что люди думают, что мы можем: почти Всё. Пиар у нас пока что вне конкуренции. При наличии веры, что мы всё можем, нам не нужно предъявлять никаких достижений. Каждый вносит в это свой вклад. На прошлой неделе я видел в тележурнале, что снова достигнут колоссальный прогресс в борьбе против рака. Явная чушь, которую слышишь чуть ли не каждый месяц. Исследование рака уже 30–40 лет стоит на грани Большого Прорыва, и самое замечательное, что все в это верят, хотя никакого прорыва так и не было сделано.
– Я в это не верю.
– Ты так думаешь? Ты тоже в это веришь и при этом не можешь отличить исследование рака от заклинания дождя. А ведь ты сам недавно читал в Libelle[257], что в настоящее время 50 % видов рака могут излечиваться.
– Да, там это действительно было написано.
– Конечно было. Libelle уже не один год на нас работает. Они, впрочем, не сообщают, каков был процент излечений в 1950 году. Я тоже точно не знаю, но вряд ли он сильно отличался от этого.
A terrible screech of brakes rent the air, followed by a scream and a resounding crash. Mercier and Camier made a rush (after a moment’s hesitation) for the open street and were rewarded by the vision, soon hidden by a concourse of gapers, of a big fat woman writhing feebly on the ground. The disorder of her dress revealed an amazing mass of billowing underclothes, originally white in colour. Her lifeblood, streaming from one or more wounds, had already reached the gutter.
– Ah, said Mercier, that’s what I needed, I feel a new man already.
He was in fact transfigured.
– Let this be a lesson to us, said Camier.
– Meaning? said Mercier.
– Never to despair, said Camier, or lose faith in life.
– Ah, said Mercier with relief, I was afraid you meant something else.
As they went their way an ambulance passed, speeding towards the scene of the mishap[258].
К концу дня иду к Греет. Стучу в дверь и сразу вхожу. Она сидит в своем инвалидном кресле у окна, и ван Рит в своем кресле рядом с нею. В тот момент, когда я вхожу, они разлетаются в стороны, насколько это возможно в креслах-колясках, и лукаво на меня поглядывают.
Небольшая заминка, и я снова во всеоружии: «Можете ничего не рассказывать, и так вижу. Попали в сети романтики? А знают ли об этом ваши родители? А знаешь ли ты, Греет, что этот человек уже много лет не заглядывал в церковь? А ты, ван Рит, думаешь, что пред тобой белая невеста?[259] Позор всему нашему дому! Давайте-ка лучше выпьем, пока не поздно».
– Посмотри-ка, мы еще не такие старые, – говорит Греет.
Ван Рит что-то читает вслух, и я должен решить, откуда отрывок. Коварная затея, особенно если очень хочется не ошибиться.
– Вот слушай: «Я был счастлив и дочитал до того замечательного места, когда все окружили мертвого тигра и сторож приносит известие, что лев улегся на солнце подле руин»[260]. Ну, откуда это?
Мне кажется, что это Карл Май[261], одна из книг Кара-бен-Немзи.
– Нет, это из Эккерманна, Разговоры с Гёте. 15 января 1827 года Гёте дал прочитать Эккерманну свою новую новеллу. Впрочем, Разговоры с Эккерманном Гёте я тоже с удовольствием почитал бы.
И только по дороге домой я опять думаю о том, что у него рак кишечника.
Люди охотно смотрят друг на друга сверху вниз. Особенно врачи. Хирург с удовольствием поливает психиатра, до тех пор пока сам не впадет в депрессию или не сделается импотентом; терапевт – дерматолога, пока у его дочери не обнаружится псориаз; невролог – домашнего врача, до тех пор пока его жена не захочет умереть у себя дома. Убеждение, что все остальные халтурщики, сильнее всего распространено среди дантистов.
Сегодня в первый раз показываю моему новому зубному врачу свои зубы, или то, что еще от них осталось. Она испуганно вскрикивает, потом тяжело вздыхает и с состраданием на меня смотрит. В ее глазах я читаю: «Господи, и кто же это здесь поработал?» Такого стресса я не переживал ни в одном врачебном кабинете.
В комнате ожидания на стене висит на вешалке, вероятно, раза в полтора увеличенное Деревянное Пальто. Скульптура, надо полагать.
Хотя зубные врачи действуют в значительном отдалении от могилы, но неужели столь далеко, что размеры гробов им неизвестны? Деревянный бушлат?
Пытаюсь это обдумать и тут же получаю ответ, ибо стоило мне воззриться на это пальто, как она восклицает: «Классная вещь, вы не находите? Правда, забавно?»
