Книга Вероятно, Алекс - Дженн Беннет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я в шоке.
Барабаню в дверь парилки. Грейс ее распахивает, у нее на лице проступает тревога.
Времени на объяснения у меня нет: очередь выстроилась длинная, а она уже вставила на место мой ящик для денег, чтобы я по возвращении сразу могла приступить к работе.
Ого. Да у нас здесь уже миллион градусов. Грудь разрывается от боли и непонимания, с каждой секундой меня все больше захлестывает волна эмоций.
– Два билета.
Перед окошком стоит с девицей какой-то расхристанный белокурый укурок, у которого прямо на роже написано, что он не собирается ждать меня целый день.
Я с непонимающим видом смотрю на него. Похоже, мне отшибло память – не могу вспомнить, как пользоваться компьютером. Еще чуть-чуть, и я вовсе обращусь в соляной столп.
– Что, черт возьми, происходит? – шепчет Грейс, похлопывая меня по руке. – Ты что, все еще болеешь? С тобой все хорошо?
Нет, со мной не все хорошо. Совсем не хорошо. Мне не хватает воздуха.
Какая-то часть моего естества обвиняет Портера в том, что он подверг меня таким страданиям. Но когда шок, вызванный его смехом над сексистской шуточкой того придурка, проходит, меня не отпускает неприятное чувство, что мы поссорились из-за меня, хотя, в чем моя вина, я даже не догадываюсь.
Что я такого натворила в тот вечер, когда мы играли в «Катанских колонизаторов»? Он сказал, что мы друг друга не поняли, но это больше похоже на отговорку. Его явно что-то страшно расстроило, и в этом он обвинил меня. И вот теперь я ощущаю себя полной дурой, потому что не понимаю, что сделала, а он мне ничего не говорит. Передо мной словно гигантский пазл, в котором не хватает одного фрагмента, и я отчаянно пытаюсь его отыскать, переворачивая на диване подушки, заглядывая под стол, отворачивая ковер, шаря в пустых ящичках. КУДА ЖЕ ОН ПОДЕВАЛСЯ, ЧЕРТ БЫ ЕГО ПОБРАЛ?!
– Эй! Я сказал два билета! – очень громко и отчетливо произносит парень у окошка, будто я умственно отсталая.
Что это у него на футболке? Эмблема компании, специализирующейся на товарах для сёрфинга? Да это же… один из тех гнусных подонков, которые болтались с Дэйви на пляже у фургончика посоле!
Мерзкие хамы, пытавшиеся закадрить девчонок на глазах у папы и Ванды! Ну что же, отлично. Я бы даже сказала, охренеть.
– Эй, крошка, ты что, не слышишь? Я не нанимался тебе здесь стоять.
Ну все, мое терпение лопнуло.
Что происходит потом, я точно сказать не могу.
В голове вспыхивает какой-то странный жар… из-за нервной перегрузки и стресса, из-за непрекращающихся попыток понять, что случилось с Портером, из-за душевной боли после нашей ссоры, из-за его реакции на пошлые слова Скотта. А в довершение всего, в качестве гнилой вишенки на торте, этот козел, который сейчас стоит передо мной.
А может, хотя это только предположение, после долгого лета Парилка наконец взяла надо мной верх.
Я знаю только одно – у меня в черепушке что-то сломалось.
Включаю микрофон:
– Тебе нужны билеты, да? Ну так возьми!
В приступе сумасшествия я открываю принтер, выхватываю пачку пустых бланков билетов и пихаю их в щель в окне – еще, еще и еще!
Они водопадом обрушиваются с той стороны, будто парень перед окошком выиграл в скибол целый миллион билетиков.
– Бери все, мне не жалко! – говорю я в микрофон. – У сучек ведь нелады с головой!
Козел стоит как громом пораженный. Но все же не настолько, как мистер Кавадини, вдруг возникающий рядом с ним. Он как раз делает обход с неизменным планшетом в руках. Главный смотритель смотрит на кучу смятых билетов на полу, потом переводит взгляд на меня и приходит в ужас. Для отдела по работе с клиентами это настоящий кошмар.
Он поворачивается к приятелю Дэйви и говорит:
– Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь, а вы сегодня можете пройти бесплатно.
Он машет кому-то рукой, просит проводить парня и убрать бланки билетов.
Затем обращается ко мне:
– Возмутительно! Что это на вас нашло, леди? Совсем спятили?
Его нос прижимается к стеклу Парилки, лицо побагровело, галстук с эмблемой «Погреба» будто перекрыл приток крови к голове и готов вот-вот его задушить.
– Простите… – шепчу я в микрофон, хватаясь за него обеими руками, по щекам текут уродливые слезы. – Но я, похоже, действительно спятила.
– Отлично, – отвечает мистер Кавадини, которого моя жалкая демонстрация чувств совсем не тронула, – теперь у вас будет целая куча свободного времени, чтобы прийти в себя. Вы уволены.
«Не хочу задевать ваше самолюбие, но на меня не впервые наставляют пистолет».
Сцен я не устраиваю. Просто забираю из ящичка свои вещи, отмечаю пропуск и ухожу. Все в гробовом молчании таращат на меня глаза. Когда на стоянке меня окликает Портер, даже не оборачиваюсь. Шлем на голову. Подножку вверх. Ключ в зажигание. Поехали. Все, «Пещерный дворец» для меня превратился в прошлое. У меня больше нет работы на лето.
Пять минут я размышляю о том, чтобы не рассказывать папе о моем увольнении, но мне до смерти надоело быть трусихой. К тому же он рано или поздно и так все узнает. Интересно, а в «Блинной хижине» персонал укомплектован?
После смены ко мне домой приезжает Грейс, и я, сама не понимая, что несу, все ей рассказываю – без утайки и даже больше. О Греге Грамбейчере и о том, как он в меня стрелял. О том, как Портер стал первым человеком, с которым я поделилась своими переживаниями, – вы только посмотрите, к чему меня привела моя доверчивость! И конечно же о некоем парне, с которым до моего приезда сюда мы общались по Интернету. Да, я планировала с ним увидеться, но мы больше не на связи, МЕЖДУ НАМИ НИЧЕГО НЕ БЫЛО, к тому же Портер здесь вообще ни с какой стороны. Если это кого-то и касается, то только меня.
В какой-то момент я боюсь, что она взбесится.
Но Грейс лишь серьезным голосом говорит:
– Досадно, но мне придется здорово врезать этому парню ногой по причинному месту.
После этого наша совместная жажда мести раскручивается по восходящей спирали и выходит из-под контроля. Она называет Портера полной задницей, что вполне в духе англичан. Потом спрашивает, не хочу ли я, чтобы она с ним поговорила (такого желания у меня нет) или разнесла о нем на работе какой-нибудь гнусный слушок (было бы неплохо). Но когда она начинает изобретательно измышлять его прямо у меня на глазах, мне становится тоскливо, и я опять начинаю плакать. В самый разгар моего рева с работы возвращается папа, и Грейс в общих чертах сообщает ему о случившемся. Ей надо бы стать телеведущей. К тому моменту, когда она закругляется со своими объяснениями, слезы у меня на глазах высыхают.
