Книга Я слишком долго мечтала - Мишель Бюсси

– Ты помнишь, Натали, тот вечер в Джакарте, в ресторане Great Garuda? Я сидел через несколько столиков от вас, с индонезийскими продюсерами. Все произошло предельно просто. Илиан сел за пианино. И одному из продюсеров, некоему Амрану Бакару, понравилась песня, которую он исполнял. Он успел записать слова и музыку и предложил мне продать их. Я согласился. Все случилось спонтанно. В последующие дни я не успел обсудить это с Илианом. Ты-то знаешь, что он был занят более важным делом… Потом, в течение нескольких недель, я много разъезжал и как-то позабыл известить его и заключить с ним контракт. Кем я тогда был? Жалким импресарио без гроша в кармане, который держался на плаву только благодаря сомнительным контрактам. И уступка прав какой-то неизвестной мелодии какому-то неизвестному продюсеру в Индонезии не обещала улучшить состояние моих финансов или положение Илиана. Так я тогда думал. Я действительно был в этом уверен.

Он замолкает. Медлит, ожидая, что я не выдержу и начну его расспрашивать. Хочет насладиться моим гневом, спровоцировать на агрессию, чтобы оправдать ответную. Изложить мне ситуацию, а потом ликвидировать. Но я не намерена сдаваться. Храню молчание до тех пор, пока тишину не прерывает какой-то глухой шум. Он доносится из соседней комнаты, как будто кто-то скребется в дверь. Моя первая мысль: там заперто какое-то животное. Собака? Или кошка? Улисс тут же снова начинает разглагольствовать, повысив голос, будто хочет заглушить эти звуки.

– Тебя это, наверно, удивит, Натали, но в Индонезии тоже существует музыка. Музыкальные радиопередачи, певцы, концерты. Во всех уголках планеты есть музыка, но самые популярные певцы почти всегда поют на языках, понятных местным жителям, и в результате они становятся идолами публики у себя на родине и совершенно неизвестны в остальном мире. Никто за пределами франкоговорящих стран не знает Холлидея, Сарду, Балавуана или Голдмана. Вот ты можешь назвать хоть одного польского певца? Или русского? Или мексиканского? Или китайского? Короче, я все это говорю, чтобы ты поняла: за исключением нескольких американских и английских поп- и рок-звезд, прославившихся во всем мире благодаря радио и телевидению, в мире нет ничего более разобщенного, чем эстрада!

Теперь я явственно слышу царапанье. Улисс тоже его слышит, не может не слышать. Но не реагирует. Нет, это не кошка – ни одна кошка не способна царапать дерево так громко…

– В Индонезии, Натали, двести шестьдесят миллионов жителей. Это самая густонаселенная страна в мире – после Индии, Китая и США. Население Франции в четыре раза меньше. Нетрудно подсчитать, что роялти какого-нибудь Сарду, Голдмана и Джонни здесь были бы в четыре раза выше. Тот продюсер, Амран Бакар, пустил в ход песню Илиана, не изменив в ней ни единой ноты, ни единого слова, он только сделал перевод и отдал ее Бетаре Сингарадже, одной из самых популярных певиц Индонезии. И на сегодняшний день там продано уже больше шестидесяти миллионов пластинок. А пластинок с другой песней, Sedikit kamu[127], на десять миллионов больше. Но для исполнительницы это сущий пустяк, она продолжает записывать все новые и новые диски, и в настоящее время цифра продаж приближается к ста миллионам.

Не слушать его, не доставить ему радости, пусть всего лишь кивнув в ответ! Сосредоточиться на странных звуках за дверью. Кто же там – собака? Большая собака? Или… человек? Улисс громко кашляет. Этот мерзавец, этот «брат Лоренцо» исповедуется мне, пытаясь внушить, что все произошло помимо его воли, как от слабого подземного толчка сейчас родилась беспощадная волна цунами. Неужели он надеется на мое прощение?!

– Я, конечно, должен был рассказать об этом Илу, Натали. Да, должен был. Но деньги прибывали и прибывали, месяц за месяцем, год за годом. Десять миллионов пластинок… господи, страшно вымолвить! Ни одному современному певцу во Франции или в Канаде такое и не снилось! Агентство @-TAC Prod богатело день ото дня и быстро стало одним из самых рентабельных филиалов Molly Music – лейбла, который также создал я и владею до сих пор. – Улисс делает короткую паузу, чтобы насладиться моим изумлением. – И это я, Натали, та самая акула, которая поглотила все прочие агентства на бульваре Сансет, в доме 9100. Ты помнишь, как я назначил тебе встречу в том убогом фастфуде, изобразив нищего неудачника, чтобы ты ничего не заподозрила? Не мог же я принять тебя в своем офисе площадью шестьсот квадратных метров! Те мальчики в галстуках, что проходили мимо нас и вежливо здоровались с типом в гавайке, который жрал гамбургеры, были моими служащими. Я стал знаменитостью, пророком в нашем деле – несколько платиновых дисков, концерты по всему миру. Конечно, я еще не достиг вершины, но до этого уже недалеко.

Улисс снова замолкает. На что он надеется? Что я буду потрясена его успехами? Однако отсутствие реакции с моей стороны не обескураживает его – он продолжает свой рассказ тем же тоном, со смесью гордости и сожаления.

– Теперь ты понимаешь, Натали? Чем больше я богател, тем меньше мне хотелось отыграть назад. Что я мог сделать? Признаться во всем Илиану? Возместить ему убытки? Я попал в дурацкое положение… А главное, никто не мог меня уличить. Илиан жил в Париже, отказавшись от карьеры музыканта, а его песня никогда не вышла бы за пределы Индонезии, если бы… если бы не проклятое цунами…

Улисс выжидающе смотрит на меня. А я борюсь с желанием вскочить и швырнуть ему в голову стул. Он по-прежнему целится в меня, но посмеет ли выстрелить? Удобно рассевшись на диване, продюсер, кажется, скорее расположен вздремнуть после длинной «исповеди», от которой меня тошнит. Царапанье за дверью прекратилось, словно пленник – человек или животное – отчаялся добиться освобождения.

– Стечение обстоятельств, Натали. Нелепое стечение обстоятельств. После цунами многие сердобольные души при виде разоренного индонезийского побережья решили объединиться для акции солидарности с жертвами бедствия – по примеру Live Aid, «Певцов без границ» или Band Aid[128]. Записать диск или устроить концерт. И вот несколько английских продюсеров обратились к индонезийскому музыкальному достоянию в поисках подходящей песни и напали на Sedikit kamu, которая слегка отличалась от типичных занудных азиатских мелодий. Они перевели ее на английский и превратили в подобие гимна. Даже не спросив моего разрешения! Итак, дело пошло, и в такой ситуации было бы неуместно подавать на них в суд… Словом, мне оставалось одно – поторговаться с ними.

Взгляд Улисса вспыхивает, он пристально смотрит на меня, как будто надеется, что я отреагирую, неважно как, с осуждением или одобрением.

– Из сочувствия к жертвам бедствия я выставил им весьма скромный счет. Честно говоря, учитывая обстоятельства, я получал определенные преимущества… Десять миллионов проданных дисков вполне могли обратиться в сто миллионов с учетом интернета. Мог ли я упустить этот шанс?! Небывалый шанс… с одним только минусом: песню стали передавать по радио, все станции. Сначала редко, потом чаще и чаще, а вскоре ее уже крутили с утра до вечера. Илиан был не дурак. Он бы сразу понял.