Книга По следу скорпиона - Юлия Федотова

Последний аргумент решил дело, и началась их походная жизнь. Любимая для Рагнара и девиц, привычная для Хельги, новая и не особенно приятная для остальных. Утонченного Аолена коробили солдатские нравы и манеры, тяготила необходимость постоянно находиться в обществе посторонних, подчиняться приказам и распорядку. Орвуда до зубовного скрежета бесило прозвище, что приклеилось к нему в первый же день. «Эй ты, Борода!» кричали ему вместо законного, достойного имени. Но что поделать, если на две тысячи воинов он единственный носил бороду. А Ильза и Эдуард больше не могли общаться с друзьями как привыкли. Только через посредника: «Господин десятник Хвагг, дозвольте обратиться к господину сотнику…»

Доходило до смешного.

– Господин десятник Хвагг, дозвольте обратиться к господину сотнику Энкалетте! Господин сотник Энкалетте, дозвольте обратиться! Ты как хочешь, а я больше в общем шатре спать не лягу! Там по ночам гадости говорят, приличной девушке такое слушать не пристало! Я к вам перехожу. Плевать, что другие бойцы скажут. И на правила плевать! И ничего не тесный, подвинетесь как-нибудь – где трое, там и четверо. Или пойдем со мной в общий, при тебе не станут гадости говорить. Сама ты как дева корриган! И Хельги… господин сотник Ингрем тут ни при чем! А господин полководец войска Оттонского Рагнар храпит как боров, я у них в шатре не засну. Ну что, договорились? Вот и чудесно! Разрешите удалиться, господин сотник Энкалетте!

Первыми этаких церемоний не выдержали господа сотники. Меридит подошла к тысячнику Фелицию, переговорила, после чего бойцов Оллесдоттер и Эдуарда из Ольдона объявили оруженосцами при сотниках Энкалетте и Ингреме. Это мало что изменило в их положении, но, по крайней мере, разговаривать теперь можно было напрямую, в обход десятника Хвагга. Вот уж кто и в самом деле вздохнул с облегчением! За несколько дней Ильза успела вконец извести его беспрерывными «Дозвольте обратиться».

К слову, сотник Ингрем тоже не был в восторге от походного быта. По одной простой причине. Подъем в пять утра! В то самое время, когда нормальным существам хочется спать больше всего. Невыспавшийся, угрюмый, плелся Хельги в хвосте колонны, едва переставляя ноги и тихо ропща на судьбу, у которой совершенно нет чувства меры, потому что любому самопожертвованию должен быть разумный предел. А к тому времени, когда он просыпался, оживал и чувствовал себя готовым к ратным свершениям, окружающие начинали ставить шатры и укладываться спать!

На пятые сутки пути сотник Ингрем заявил: он давно вышел из положения крысенка, чтобы терпеть лишние неудобства, и определил себя в ночной караул бессменно. Теперь он ночи напролет охранял покой лагеря, а днем с комфортом отсыпался на повозке, предназначенной для транспортировки возможных раненых. Первое время лошади категорически возражали против его близкого присутствия, так и норовили понести. Потом привыкли.

Представившейся возможностью не преминула воспользоваться Ильза, она стала забираться к Хельги в повозку, благо никто из командования не возражал, да и временные соратники относились к ней с изрядной долей снисхождения. Устав Гильдии гласил, что все ее члены, независимо от половой и расовой принадлежности, абсолютно равны. Мужчина и женщина, великан киклоп и крошка лепрекон теоретически обязаны нести совершенно одинаковую боевую и походную нагрузку. Но с житейской точки зрения, человечья девчонка есть человечья девчонка, и нет большой беды, если в чем-то ей выйдет послабление. И в то время когда остальные сбивали ноги на горных дорогах, боец Оллесдоттер блаженно нежилась в повозке, то любуясь живописными арвейскими пейзажами, то подремывая под мерный скрип колес. И было ей хорошо как никогда.

А еще у нее завелись знакомые. Позади колонны в крытых кибитках ехали маркитантки. Три женщины средних лет, одна человеческая и две кудианки. У каждой по пятеро ребят, судя по виду, все от разных отцов, причем большая часть этих отцов явно не принадлежала ни к человеческому, ни к кудианскому роду. Сами женщины были милыми, уютными и почему-то очень жалели Ильзу. Часто зазывали к себе, угощали давно забытыми домашними лакомствами, которые исхитрялись готовить даже в походных условиях.

Четвертой была дева корриган. Молодая, нежная, томная и красивая до невозможности. Звали ее Розмерта. Детей у нее пока не было: иметь детей девам корриган не положено до пятидесяти лет – таково проклятие. Зато у нее имелись чудесные наряды и украшения. Недорогие, но очень яркие и блестящие. Розмерта охотно показывала Ильзе свои богатства, давала примерить, но той почему-то ничего не шло.

Аолен был недоволен. По его мнению, дева корриган – не самая лучшая компания для скромной девушки. «Ничему хорошему от нее не научишься», – сетовал он.

«Ничему особенно плохому тоже, – возражала Энка. – Тем более в девятнадцать лет. Пора уже кое-что узнать, и лучше от специалиста». Эльф смущался и умолкал. Впрочем, опасения его были совершенно напрасны. Дальше обычной девичьей болтовни о нарядах и безобидных сплетен беседы Ильзы и Розмерты не заходили.

Украдкой любуясь новой подругой, Ильза невольно сравнивала себя с ней. Сравнивала и печально вздыхала. Наивная, она еще мечтала стать желанной, такой, как Розмерта! Нет, верно говорил Хельги, никогда ей не превзойти деву корриган! Как ни старайся, как ни совершенствуйся, где возьмешь такие глаза, глубокие и темные, с навеки поселившейся в них легкой грустью? Волосы, что спадают на плечи тяжелыми, никогда не знавшими ножниц локонами? Голос, грудной, умиротворяющее-напевный, будто журчание ручья или мурлыканье сытой кошки? Разве может привыкшая к мечу рука снова стать слабой и легкой, обветренная кожа – шелковистой и нежной? Как научиться этой плавной грации движений, изяществу манер? Нет, думала девушка с тоской, кому судьбой уготовлена роль воина, из того никогда не получится настоящая дама! Никогда ей, мечнику Оллесдоттер, не сравниться с красавицей Розмертой. Никогда, никогда не полюбит ее Хельги!

Справедливо полагая, что Меридит в подобных тонких материях не смыслит вовсе, исстрадавшаяся Ильза осмелилась поделиться своими горестями с Энкой. Та внимательно выслушала, но потом фыркнула:

– Разве ты видела, чтобы Хельги проявлял хоть какой-нибудь интерес к девам корриган? И никто не видел. Для него твоя Розмерта – что стряпуха Мартемиана, пустое место. Совершенно не его тип женщины. Так что можешь не переживать, маркитантка тебе не соперница.

Ильза хихикнула. Упомянутая стряпуха Мартемиана, пожилая особа, состоявшая при походной кухне, отличалась необъятными габаритами и внешностью настолько топорно-грубой, что окружающие сходились во мнении: в роду у почтенной матроны непременно имелись если не тролли, то как минимум орки.

Слова сильфиды позабавили девушку, но не успокоили. Ведь она и не думала ревновать Хельги к Розмерте. Просто ей хотелось быть такой же красивой… Нет, не совсем такой, а чтобы нравиться Хельги. Ах, вот если бы он увидел ее в Аполидий, в гареме. Тогда она тоже была ничего. А сейчас?

Она достала из мешка зеркальце, подарок Розмерты. Оно было хорошеньким, в черной рамке, инкрустированной перламутром, но очень уж маленьким, с ладонь. Лицо целиком в нем разглядеть не получалось, только частями: подбитый на тренировке глаз, веснушчатый нос, потрескавшиеся губы, всклокоченный вихор над правым ухом…