Книга Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина неожиданно резко затормозила, так, что Ляхова и Розенцвейга бросило на стенку кабины.
— Что за черт? Поаккуратнее нельзя? — вскрикнул Вадим, а сам уже привычно подхватил автомат, готовясь стрелять в сторону неведомой опасности. Не станет же Тарханов давить тормоз ни с того ни с сего. Но вокруг был все тот же безлюдный пейзаж.
Задним ходом грузовик сдал метров на сорок, снова остановился, теперь уже плавно.
Дверца распахнулась, Сергей высунулся наружу.
— Пассажиры! — закричал он с раздраженно-насмешливой интонацией. — Вы там спите или за обстановкой наблюдаете?
— А как же, — неопределенно ответил Ляхов, демонстрируя готовый к бою автомат.
— Так что же вы… — Тарханов не нашел подходящих слов и указал на придорожный столб с какой-то табличкой.
Ляхов всмотрелся и выругался. Удивленно и радостно.
«Джеззин» — гласила надпись на идиш, немецком и русском. Под белой стрелкой, указывающей влево, расстояние — 2,5 км.
— Это ж получается — вырвались?!
В приступе радости Вадим спрыгнул через борт на дорогу, готов был пальнуть очередь вверх, в качестве салюта, но снова подумал, что это было бы реакцией не совсем адекватного человека, а он-то — в полном порядке. Поэтому ограничился и без того слишком экспансивным вопросом.
— Примерно так. Я сам чуть не прозевал. Смотрю да и смотрю вперед, эти указатели сейчас вроде и без надобности. Вдруг как по глазам ударило — шрифт знакомый… Пока дошло — проскочили, пришлось возвращаться. Ну, теперь мы живем!
— Может быть, стоит еще немного вернуться, уточнить, где «граница миров» проходит? На карту нанести, на всякий случай, — предложил Розенцвейг, спокойно спустившийся по лесенке на заднем борту.
— Увольте, Григорий Львович. Обратно не поеду. Выскочили, и слава богу.
— Может, тут стенка с односторонней проницаемостью, — поддержал товарища Ляхов. — Сейчас снова туда заедем — а обратно уже не выпустит.
— Если так, как вы сейчас сказали, то как раз не впустит. Мы же с той стороны проникли, — возразил Розенцвейг.
— Несущественно. Я — категорически против. Считайте для собственного спокойствия, что граница — вон там. — Тарханов подобрал с дороги камешек, швырнул назад. Ляхов непроизвольно напрягся. Вдруг рванет, полыхнет, еще как-то обозначит себя незримый рубеж. Но — ничего.
— Поехали. Теперь хоть знаем куда. По машинам! — скомандовал Тарханов.
…Во вновь ставшем знакомым и привычном мире, руководствуясь чужой картой и собственной памятью, Тарханов через полтора часа привез свою команду на нормальную израильскую военную базу, прикрывающую развилку стратегических шоссе Дамаск — Бейрут и Дамаск — Триполи.
Аналогичную той, которую они надеялись увидеть и которая исчезла из района форта Бофор.
Крутнувшись машиной по территории, убедившись, что людей, а соответственно, и прямой опасности здесь тоже нет, Тарханов остановился и выключил мотор посередине жилого городка.
— Ну что? Устать мы не успели, предлагаю осмотреться по-быстрому, подобрать более подходящую для новых условий технику, загрузиться, потом до утра отдыхать, — предложил Тарханов. — Дозор выставлять будем?
— Не вижу смысла, — ответил Розенцвейг. — Ворота на всякий случай запрем, конечно, но это скорее по привычке. Кого нам тут остерегаться? Даже собак бродячих нет.
— А хотя бы гостей с еще более боковой дорожки. А? Может, тут настоящий слоеный пирог из времен и пространств. — Улыбка Майи была по-прежнему беззаботно-очаровательной, но глаза не смеялись.
— Д-да, а ведь и это тоже мысль… — Розенцвейг наморщил лоб.
— Караул не выставляем, — принял командирское решение Тарханов. — Но оружие иметь при себе, по сторонам посматривать, слушать и реагировать. Размещаемся здесь. — Он указал на двухэтажный четырехквартирный коттедж, выстроенный в английском стиле, из красного кирпича и с отдельными наружными лестницами к каждой двери.
— На устройство — полчаса. Час — на обед.
— Вы — здесь, — согласился Розенцвейг. — Тогда я — там. — Напротив находился абсолютно аналогичный, выкрашенный горчичного цвета краской коттедж. — В случае чего будем поддерживать друг друга огнем.
В подтверждение своих слов и намерений он легким шагом, которым, казалось, можно было ходить и по минным полям, настолько после него не оставалось следов на влажной кирпичной крошке центральной линейки, направился к воротам.
Из помещения стандартного КПП он, не бросив чужого автомата из прежней реальности, вышел с автоматической винтовкой «вальтер», которая при откинутых сошках и замене прямого магазина барабаном с лентой на сто патронов превращалась в легкий ручной пулемет. Через плечо у него свешивался кожаный ремень с восемью патронными подсумками.
Пока Розенцвейг ходил вооружаться, что, в общем-то, выглядело довольно странно, исходя из обстановки, Ляхов осматривался.
Удивительная вещь.
Лишенный насекомых и птиц, которые обычно почти не замечались, а чаще — просто досаждали своим беспокоящим присутствием, мир воспринимался жутко…
Впрочем, возможно, только для него. Других отсутствие мух, комаров и москитов только радовало.
Зато он убедился, с какой страшной силой начал проявлять себя растительный мир!
Неужели ему так мешали существа ходящие и летающие?
Кустарники, травы, стремительно дичающие цветы почти демонстративно пытались занять все, куда им раньше хода не было.
Уже почти заросли высокой травой дорожки, которые совсем недавно пропалывали и продергивали солдаты, ветки шиповника лезли в окна. Чувствовалось, пройдет еще совсем немного времени — и все тут покроется бурьяном и плющом, словно руины седой древности.
Как легко природа завладевает тем, что человек выпустил из рук, тихо, но неотвратимо старается вернуть все отнятое им в первоначальный вид. И как только человек уходит (неважно, куда), она это делает, причем с необычайной легкостью, мягкостью и быстротой.
А ведь сейчас всего январь, пусть и субтропический, а во что все окружающее превратится в июле?
Вадиму хотелось бы посмотреть на это здесь, но он догадывался, что и в Подмосковье тоже увидит неслабую картинку торжества растительного царства над животным.
Он встряхнул головой. Наваждение продолжается.
А единственный способ сохранить здравомыслие — не отвлекаться на мысли, инспирированные неизвестно где и кем.
Ладно, Львович вооружился. Тарханову и Ляхову пока хватало и прежнего оружия.
Автоматы казались достаточно удобными, чтобы носить их за спиной. Кроме того, обоим одновременно, не сговариваясь, захотелось доставить их домой. Как память о пережитом, как образец чужой технологии, в конце концов — как доказательство того, что нынешний день — не бред.