Книга Иероглиф «Любовь» - Надежда Первухина

— Мое имя Лу Синь, я каллиграф из уезда Хандун, — заговорил юноша. — Я хотел бы принести вам добрые вести, принцесса, но несу худые. Убийцы ваших царственных родителей больше нет.

— Шэси мертва? — Принцесса изменилась в лице. — Но это весть славная. Кто же умертвил мою врагиню?

— Фея Цюнсан, — ответил Лу Синь. — Как выяснилось, эта фея давно заключила с Шэси преступный договор. И теперь, покончив с Шэси, фея Цюнсан сама заняла Яшмовый престол. Она жаждет погубить вас, принцесса!

— Ваши слова похожи на горячечный бред, — сказала Фэйянь. — Им не хочется верить...

— Принцесса, — нашелся владыка Хошиди. — Этот вестник привез с собой некое доказательство. И передал его мне, а я передаю вам. Это уверит вас в правдивости его слов.

Хошиди передал принцессе золотую шпильку-феникса. Та поглядела на нее и неудержимо разрыдалась:

— Это же шпилька моей матушки! Я помню ее сызмальства! Как она попала к тебе, вестник?

— Мне передала ее Небесная Чиновница Юй. Также она сказала, что эта шпилька чудесная — если вы воткнете ее в свою прическу, то сможете видеть императрицу Нэнхун и говорить с нею...

— Прически у меня еще долго не будет, — пробормотала принцесса. — Вестник Лу! Ты должен мне рассказать в подробностях все, что знаешь, что видел, что слышал!

— Да, принцесса.

— Я оставлю вас. — Хошиди хотел было выйти...

— Нет, государь, я прошу вас остаться, — попросила принцесса. — Кому, как не вам, узнать обо всем?

... Позднее Лу сам удивлялся тому, что его длинная повесть — о встрече с феей Цюнсан, о сумасшествии брата, пленившегося этой феей, о поездке во дворец и встрече с Шэси — уложилась всего-то в час с небольшим. К концу своего рассказа Лу несколько окреп, потому что лекарь то и дело поил его отваром золотого корня и вином, смешанным с соком дерева бессмертия гинкго. Наконец Лу замолчал и выжидательно посмотрел на принцессу. Та ответила ему полным непонятной грусти взглядом.

— Владыка Хошиди, — сказала Фэйянь, — позвольте обратиться к вам с просьбой.

— Все что угодно, принцесса.

— Поговорите с Баосюем обо всем, что мы сейчас узнали. Я... не смогу, это для меня слишком тяжело.

— Я понимаю, принцесса.

— Возможно, вместе с Баосюем вы найдете верное решение того, как нам одолеть новые беды. А я... побуду здесь еще немного. Совсем немного.

— Да, принцесса.

Владыка Хошиди вышел. Едва за ним закрылся полог палатки, принцесса горячо сказала Лу Синю:

— Вы не узнали меня!

— Нет! Я узнал вас, о госпожа!

— Ты не узнал меня, Лу! Понимаешь?! Больше нет на свете бродячего монаха-каллиграфа по имени Цзы Юнь! Я слишком долго шла к тому, чтобы иметь право называться именем, данным мне от рождения, не бояться этого имени и не бояться своего происхождения и сана! Я принцесса Фэйянь, во мне течет кровь императора Жоа-дина, и ни к чему мне воспоминания о том, что когда-то на бродяжьей дороге я повстречала двух братьев-каллиграфов!

— Я искал вас везде, госпожа, — горячо проговорил Лу. — Я утратил свет жизни с той поры, как увидел вас. В моем сердце ни для чего больше нет места... Я люблю вас. Люблю больше, чем собственную жизнь.

— О милостивая Гаиньинь! — вскричала принцесса и прижала ладони к губам. — Неужели это ты — герой пророчества, которое сломало мою судьбу!

— Что вы такое говорите, госпожа?

— Молчи о своей любви, Лу Синь. И не потому, что я — принцесса, а ты — всего лишь уездный каллиграф; в любви нет санов и привилегий. Что сказать тебе? Ты опоздал.

— Госпожа...

— Вчера была моя свадьба. Я стала женой того, кого полюбила всей душой и ради кого я не пожалею собственной жизни. Мне жаль тебя, как всякой женщине станет жаль влюбленного мужчину, но я ничего не могу изменить. Да и не хочу. Ведь когда мы повстречались, я не увидела в тебе того, кто заменит мне солнце и луну. И сейчас... не вижу.

— Как жестоко! — Лу опустил голову, борясь с подступившими к горлу рыданиями.

— Прости меня, каллиграф. Я не желала для тебя несчастья. Я и сбежала потому из дома твоей тетки, чтобы не стать для тебя проклятием всей жизни. Забудь о моем прежнем образе и прими то, что случилось, с легким сердцем. Ты еще встретишь ту, что более меня достойна твоей любви.

— Мне это не нужно, принцесса. — Лу справился с собой и смотрел на Фэйянь умиротворенным взглядом. — Моя любовь к вам сродни воде: что с нею ни делай, обращай в лед или в пар, она возвращается в исходное состояние и поит душу сладкой печалью. Вы никогда не полюбите меня — что с того? Я буду счастлив своей любовью. Позвольте мне лишь одно: быть вашим преданным слугой, сопровождать вас, биться за вас, преклонить колена, когда вы взойдете на престол... Хоть я и каллиграф, но обучен владеть мечом и луком, я жажду стать под знамена владыки Хошиди и освобождать Яшмовую Империю от нового зла.

— Хорошо, — сказала принцесса. — Ты возглавишь отряд, которым прежде командовал генерал Сунмин. Генерал погиб в битве с Небесными Детьми...

— Для меня это великая честь, госпожа. Я мог бы простым воином...

— Ты все-таки уездный каллиграф, — впервые за все время разговора Фэйянь позволила себе улыбнуться. — Такой чин в армии равен генеральскому... Довольно с тебя. Я должна идти.

Фейянь шагнула к выходу, но задержалась на миг: Не удивляйся, когда увидишь в нашем лагере дракона. Это и есть мой муж.

... А обо всем, что случилось далее, вам станет известно из следующей главы. Читаем, читаем, не задерживаемся!

Глава двадцать перваяИЕРОГЛИФ «ЛЮБОВЬ»

Слышу, как ручей поет,

Как грустит бамбук...

Сердце вещее мое

Помнит каждый звук:

Поминальных четок звон,

Звон прощальных чаш,

Шелест боевых знамен

В час последний наш.

Нас преследуют враги,

Нам покоя нет.

Топчут наши сапоги

Землю сотни лет.

Нас самих уж нет давно,

Но остался он:

Звук печально неземной,

Поминальный звон.

Над императорским дворцом снова простерла свой томный покров весна. Башни, чайные павильоны, дворцовые покои, галереи, навесные мостики — все было окутано серебристо-розовой дымкой цветущих слив, персиков и вишен. Такой красоты давно здесь не видали. А самое удивительное было то, что ни сливы, ни вишни, ни персики давным-давно не росли в дворцовых садах.

Стены Непревзойденного дворца, доселе обугленные, уродливые, ветхие, теперь сияли золотом, драгоценными камнями и самоцветами. Над залой Яшмового престола матово светился потолок из дымчатого кварца, нефритовые и яшмовые стены были покрыты искусной резьбой... Но если бы кто-то решился коснуться рукой этих восхитительных стен, то сильно изумился бы тому, что рука его нащупывает все то же обугленное дерево и искрошившийся мрамор...