Книга Отродье ночи [= Шорохи ] - Дин Кунц

Разъяренный и напуганный тем, что Кэтрин готовила ему смерть, Фрай позвонил в аэропорт, чтобы заказать место на северное направление. Первый самолет улетал только утром, а на вечерние рейсы все билеты были проданы. Таким образом, он доберется до цели не раньше полудня. Будет уже слишком поздно. Он знал, предчувствовал это. Нужно спешить. Фрай решил ехать на машине. Был еще вечер. Если гнать всю ночь не останавливаясь, вдавив акселератор в пол, то в долину он въедет на заре.

Фрай знал, что от его решительности зависит его жизнь.

Он бросился из дому, спотыкаясь о обломки мебели, широко распахнул дверь и, забыв о том, что его могут заметить, в открытую перебежал через дорогу к стоявшему на обочине фургону.

* * *

Выпив кофе с брэнди, Джошуа показал гостям комнату со смежной ванной в дальнем от его спальни крыле дома. Комната была большая и уютная, с широкими окнами и ажурными решетками на стеклах. Кровать королевских размеров, стоявшая в противоположной к двери стене, привела Хилари в восхищение.

Пожелав Джошуа спокойной ночи, они закрылись на ключ, задернули гардины, чтобы тысячезвездная ночь не подсматривала за ними, и отправились в ванную.

Тони и Хилари очень устали за день. Им хотелось принять душ, чтобы восстановить силы, отдохнуть, расслабиться и насладиться созерцанием своих тел. Они и не ожидали, что при совместном омовении их охватит страсть. Нежными, ритмичными, круговыми движениями тони натирал губкой груди Хилари. Белая кожа, как в истоме, подрагивала, посылая теплые токи, разливавшиеся по всему телу. Тони положил ладони на полные чаши грудей и мягко сжал их, твердые соски упруго вдавились и вышли между его пальцев. Тони встал на колени, вымыл ее упругий живот, стройные ноги и округлые ягодицы. Внешний мир практически перестал существовать для Хилари: она ощущала только запах фиалкового мыла, слышала шум сбегающей воды и видела перед собой лишь худощавое мускулистое тело Тони, блистающее под струями, которые обрушивались на них сверху. Когда наступил ее черед мыть это прекрасное тело, она увидела налившуюся мощь мужской плоти и почувствовала сильное желание ею насладиться.

Хилари и Тони позабыли усталость. Боль ушла. Осталась лишь сильная страсть.

На кровати, в мягком полусвете торшера, Тони обнимал Хилари и целовал ее в глаза, губы, подбородок, шею, упругие соски.

— О, Тони!

— Сейчас, — шепнул он.

Хилари раздвинула ноги и Тони вошел в нее.

— Хилари. Моя сладкая Хилари.

Он вошел в нее с силой и нежностью, наполнившими все существо Хилари.

Она двигалась в ритм с движениями Тони. Ее руки двигались по спине, ощупывали мускулистые руки Тони. Никогда еще она не чувствовала в себе столько жизни и энергии.

Они стали одним телом и душой. Ничего подобного Хилари не ощущала с другими мужчинами. Необычная, удивительно глубокая связь. Они соединились физически, психологически и духовно, растворились в едином существе, которое не равнялось простой сумме двух тел, и в высший момент этого энергетического соединения Хилари почувствовала, что происходящее сейчас очень серьезно и важно и продлится столько, сколько они, Хилари и Тони, будут жить на Земле. Когда она прошептала его имя и, приподнимая бедра навстречу ударам, испытала величайшее удовлетворение, как только Тони начал извергаться внутрь ее, Хилари поняла, что может доверять Тони, как никому в жизни не доверяла. Но главное — она больше не чувствовала себя одинокой.

Позднее, когда они уютно устроились под одеялом, Тони спросил:

— Ты мне не расскажешь о шраме?

— Расскажу. Теперь расскажу.

— Это похоже на пулевое ранение.

— Это и есть пулевое ранение. Мне было девятнадцать, когда я жила в Чикаго. В восемнадцать я закончила школу и стала работать машинисткой, хотела самостоятельно подкопить денег и снять квартиру. Эрл и Эмма брали с меня за комнату.

— Эрл и Эмма?

— Мои родители.

— Почему ты называешь их по именам?

— Я их никогда не могла назвать папой и мамой.

— Должно быть, они жестоко обращались с тобой? — сочувственно сказал Тони.

— Да.

— Я вырос в бедной семье, — сказал Тони. — Но мы любили друг друга.

— Вам повезло.

— Мне очень жаль тебя, Хилари.

— Теперь все позади. Их уже нет много лет. Мне следовало давно забыть об этом.

— Расскажи.

— Каждую неделю я отдавала им по нескольку долларов, которые они тотчас же пропивали. Все остальное я старательно от них прятала. Каждую монетку. Потихоньку, но счет все-таки рос в банке. Я экономила на всем. Не ходила в перерыв на обед. Я твердо решила иметь собственную квартиру. Пусть старую, с темными комнатами и тараканами, но только без Эрла и Эммы.

Тони поцеловал Хилари в уголок рта.

Она сказала.

— Наконец, необходимая сумма была собрана. Я собиралась к отъезду. Заплачу им еще раз, и все.

Хилари задрожала. Тони плотно прижал ее к себе.

— В тот день, вернувшись с работы, — продолжала она, — я пошла на кухню... Эрл прижимал Эмму к холодильнику. У него был пистолет. Стволом он упирался Эмме в зубы.

— Боже!

— У Эрла был... Ты знаешь, что такое белая горячка?

— Конечно. Галлюцинации. Немотивированный страх. Как правило, это случается с хроническими алкоголиками. Я имел дело с больными белой горячкой. Их поступки часто ужасны и непредсказуемы.

— Эмма плотно сжимала зубы, Эрл давил, уставив в них ствол, вопил как сумасшедший, что изо всех стен на него лезут черви. Он проклинал Эмму за то, что она пустила их, и требовал, чтобы Эмма остановила страшных червей. Я попыталась с ним заговорить, но он не слушал. Черви не переставали падать со стен, вот они у его ног, Эрл разъярился и нажал спусковой крючок.

— Господи!

— Я видела, как разнесло ее лицо.

— Хилари!

— Я должна говорить.

— Ладно.

— Я никому об этом не рассказывала.

— Я слушаю.

— Когда он выстрелил, я побежала прочь. Я знала, что прежде чем добегу до входной двери, он убьет меня: поэтому я бросилась в свою комнату. Я захлопнула дверь и заперлась на ключ, но Эрл выстрелом вышиб его. Теперь всю злобу он решил выместить на мне. Эрл тотчас забыл о Эмме. Он выстрелил в меня. Рана оказалась неопасной, но крови натекло много и потом долго жгло так, словно в живот ткнули раскаленной кочергой.

— Он выстрелил только раз? Что спасло тебя?

— Я его зарезала.

— Зарезала? Откуда ты взяла нож?

— Я хранила его в комнате. С восьми лет. Слава Богу, до этого не приходилось пускать его в ход, но я всегда чувствовала, что когда-нибудь моя жизнь в их доме кончится плохо, поэтому на всякий случай держала нож. Как только Эрл выстрелил, я сразу ударила его ножом. Как и моя, его рана оказалась не страшной, но Эрл очень испугался, увидев кровь. Он выскочил из комнаты и помчался обратно, на кухню. Он стал кричать, чтобы Эмма сделала что-нибудь, чтобы прогнала червей, пока они не почуяли запах его крови. Но Эмма не двигалась, и Эрл выпустил в нее всю обойму. Рана страшно пекла, в голове мутилось, но я сосчитала все выстрелы. Поняв, что пистолет разряжен, я, держась за стену, направилась к входной двери. Но у Эрла были еще патроны. Он вставил полную обойму. Он увидел меня и выстрелил, но промахнулся. Я из последних сил добежала до комнаты, захлопнула дверь и придвинула к ней тумбу. С кухни по-прежнему доносились вопли Эрла, он что-то кричал о червях, об огромных пауках на окнах. Выстрелы не прекращались. Эрл, наверное, сотни полторы пуль всадил в тело Эммы. Оно превратилось в кровавую кашу. Потом, когда я заглянула туда, кухня напоминала бойню.