Книга Последний американец - Александр Богатырёв

По мысленному указанию Голковского, Сергей проигнорировал «наводящие» вопросы обвинителя и оставил все его измышления по поводу эльфов без комментариев. Отговорка была железобетонная: «Мы записали – вам разбираться. Ибо не нашего ума дело!». Но на последнее тут же последовала придирка: «А как же тогда понимать ваши комментарии насчет возможного оружия, уничтожившего эскадру?!»

– Был применен резонанс компенсаторных полей. Только он мог вызвать такой эффект, – невозмутимо ответил Сергей, стараясь подальше увести разговор от причин.

– Чем вы это можете подтвердить? – не сдавался обвинитель.

– Расчетами, – лаконично ответил Диего-Сергей.

– Они были переданы по инстанции сразу же после возвращения уважаемого капитана Гонсалеса в Службу, и в настоящее время копия его вычислений имеется в папке номер 118, – тут же влез адвокат.

Председательствующий сенатор покосился на секретаря, роющегося в папках.

– Почему она не приложена к рапорту? – тут же задал вопрос обвинитель.

– Не знаю, ваша честь! – лениво ответил Гонсалес-Сотников. – Она изначально прилагалась к моему рапорту, как изложение возможной причины случившегося. В рапорте указано наличие расчетов в последней строке приложений.

Секретарь глянул в рапорт и тут же кивнул на вопросительный взгляд председательствующего.

– Насколько я знаю, майор Гонсалес не имеет специального образования. Не заканчивал университет и не является профессиональным физиком-теоретиком, – ядовито заметил все тот же обвинитель.

«Ну, ты и крыса тупая! А то, что я это изучил еще в школе, мозгов сообразить не хватает?! Ведь мой аттестат у тебя же под носом валяется! Да и Ай-Кью у меня далеко не твоего уровня», – с насмешкой подумал Сергей, при этом пара сидящих на стороне обвинения людей ощутимо вздрогнули.

Сергей быстро глянул на пытающегося сохранить невозмутимый вид Голковского-Д'Эстре и понял, что он специально пропустил через фильтр эту заряженную сильными эмоциями мысленную тираду Сергея, чтобы шокировать тех двоих. Явно ментатов. Теперь было ясно, кто именно в комиссии обладает этими способностями. Сеня, похоже, преднамеренно вот так выявил их.

Председательствующий посмотрел осуждающе на допрашивающего и повернулся к группе экспертов.

– Каково мнение экспертов по поводу расчетов капитана Гонсалеса?

– Мы находим его версию, изложенную в расчетах, единственно возможным объяснением случившегося, ваша честь! – сохраняя постное выражение лица, ответил глава экспертов.

– То есть вы считаете его писульку достаточно профессиональной, – допрашивающий поднял переданные секретарем листы как дохлую крысу, – чтобы держать ее, как вы выразились, «за единственно возможное объяснение»?

– Мы достаточно профессиональны, сенатор Зальцман, чтобы отличить бред от серьезной работы. Смотрите наши официальные заключения по этому поводу, – с раздражением огрызнулся ученый.

Практически все дальнейшее было перемалыванием мелочей. Они с Сеней отбились очень легко, чем, как было явно видно, сильно прибавили настроения председательствующему. Очевидно, тот был сторонником и Кларка, и вообще группировки в элите, к которой тем или иным образом относился генерал дальней звездной разведки.

Однако не солгать Сергею не удалось. Самый дотошный из обвинителей все же спросил его прямо о собственном мнении по поводу цивилизации «сусликов». Пришлось врать, что не имеет такового. Ведь если бы он сказал то, что реально думает и что когда-то, еще по свежим следам разгрома Второй Эскадры, высказал астрогатору, – были бы серьезные неприятности. Возможно, он чем-то выдал свое отношение. Не брешью в блоке, а мелькнувшим выражением лица. Потому что в него тут же вцепился один из тех самых подсадных ментатов.

– Проверялся ли капитан Гонсалес на способности ментата? – спросил он.

– Да, я проверялся. Еще при поступлении на федеральную службу, – без промедления ответил Сергей. – И как вы можете судить по моей карточке, мои способности оказались весьма скромными.

– Тем не менее, вы закрылись очень даже профессионально! – с некоторым вызовом сказал ментат.

– Да?! – деланно изумился Сергей, что, правда, со стороны выглядело вполне естественно. – Но я, как вы сами можете удостовериться, ничего более делать не могу в этой области. И вообще, к чему был ваш вопрос?

– Меня интересует, зачем вы закрылись!

– А меня очень сильно раздражала и раздражает манера некоторых без спросу рыться в моих мыслях! – огрызнулся Сергей. – Тем более, что вы знаете Кодекс… Да и мы тут собрались не рыться в моих комплексах, а выяснять причину катастрофы Второй Эскадры. То есть рассматривать факты, а не домыслы.

– Капитан Гонсалес прав, – «расшифровался» Голковский-Д'Эстре, – а все остальное, коллега, я контролирую. Он говорил и говорит правду. Для меня его блок не имеет значения.

Сергей «для приличия» вздрогнул, следуя мысленной команде Сени, что наблюдающие интерпретировали как легкий испуг. Чего, собственно, Голковский с Сотниковым и добивались. Ментат, увидев такую реакцию, посчитал себя «отмщенным» и с удовлетворенным видом сел на место. При этом он бросил благодарный взгляд в сторону Д'Эстре. Тот с независимым видом кивнул в ответ.

* * *

На следующий день после заседания комиссии Голковского неожиданно вызвал к себе в кабинет Корвин. Сеня, в мире Йос носивший имя Жан Д'Эстре, с неохотой отложил в сторону написание подробного отчета о вчерашнем заседании и отправился на аудиенцию к начальству.

– А… Жан… Привет! Заходи, – генерал небрежно махнул рукой, полностью отсекая обычные при таких встречах церемонии с докладами. Он даже послал ментальный образ, который буквально сочился презрением и неприязнью к «церемониям». Голковский пожал плечами и, плотно затворив за собой дверь персонального кабинета Корвина, прошел внутрь.

Генерал был очень необычной личностью, сильно выбивавшейся из общего образа генералов планеты. Этакий философствующий эстет нонконформистского типа. Из-за последнего качества его нередко заносило, что порой создавало щекотливые ситуации. Но даже своим ментатам-телепатам он внушал если не страх, то немалое уважение. Это, впрочем, не мешало генералу вызвать любого подчиненного и поговорить с ним «по душам». Очень часто, выйдя от него после таких бесед, очередная «жертва» пребывала дня два в сильно ошарашенном состоянии. Голковский тоже этому подвергался не раз, но быстро привык к такому закидону начальства. И, в принципе, сейчас был готов к тому, что последует.

– Проходи и садись, – добавил Корвин, так и не поднявшись из своего глубокого кресла. Напротив него на низеньком столике стояла початая бутылка очень дорогого коньяка. И было видно, что Корвин успел ополовинить ее содержимое: мрачное настроение было уже основательно залито спиртным. А вот чем оно вызвано, Голковскому предстояло услышать непосредственно. Корвин являлся специалистом высочайшего для Йос класса, и это его качество для него самого было главным источником печали. Словно всю вину и печаль этого мира он нес на своих плечах.