Книга Солдат императора - Клим Жуков

В 1530 году незаметно для меня до города докатилось цунами Реформации, уже изрядно погулявшее по Германии. Личные впечатления от этого события уложились в проводы моего благодетеля – бургомистра, которого вышибли с треском деловые люди Юргена Вулленвевера[77] в 1531 году.

Репутация фехтовальщика удачно накладывалась на репутацию, как бы это поцензурнее выразиться… в общем женолюба. А точнее говоря, всему околотку известного блядуна. Мы с моим верным конём как будто соревновались, кто больше барышень осчастливит.

Ну то есть я осчастливливал барышень, а он – кобыл. Как-то так.

Очень было по началу трудно привыкнуть к небритым женским …э-э-э… подмышкам. И всё такое прочее, вы меня понимаете? Но я поборол себя. Сила воли, так её рас так. Гы-гы-гы.

Крыша над головой. Увесистый кошель на поясе. Жратва от пуза. Пьянка раз в неделю. Разврат по состоянию здоровья, то есть, очень часто. Мечта солдата, а не жизнь. Даже писать не интересно.

Про хорошее вообще писать скучно, да и читать.

Я уж обрадовался, что книжка моя закончена. Замечательная была бы концовка, помните предыдущую главу? «…а когда возвращаюсь назад, меня встречает тяжелая дверь и блестящая бронзой табличка: „гауптман Пауль Гульди, учитель фехтования“».

Хорошая концовка, да вот не вышло. Как легко догадаться, раз пера я не отложил и осмелился занять твое внимание, мой любезный читатель, новой главою, сытая жизнь жирного пополана внезапно закончилась.

Настигли меня новые беды, о которых я и собрался поведать.

Вот, мля, не книга выходит, а сплошное нытье. Поймите меня верно, я не такой зануда, как, например, Пьер Абеляр с его «Историей моих бедствий». Гы-гы-гы, Абеляр меня был куда как умнее, это раз, ну а два, если вы «историю бедствий» читали, то знаете, какая неприятность его постигла, и какая меня минула, слава Богу.

Не знаю отчего так выходит. Пишется в основном про всякие гадости, и как я из них выворачивался. Не хозяин я своему перу, не обессудьте. Одно дело, научная работа, которой вашего покорного слугу специально учили. А художественный текст в неумелых моих руках с определенного момента начинает жить своей жизнью, что может быть и неплохо.

За четыре года войны моя задница сделалась очень чуткой к ветрам перемен. Это очень важно для солдата, заранее чувствовать, когда все, что вокруг имеет место быть, собирается поменять вектор своего существования. На войне, как правило, этот вектор всегда норовит забраться черту под хвост.

Чтобы туда не загреметь, или загреметь с наименьшими потерями, лучше заранее почуять, откуда задувает тот самый «ветер перемен».

Я очень здорово научился распознавать тектонические смещения моей судьбы, но вот незадача, никогда не мог понять, что именно следует делать и предпринимать в связи с этим. Так выходило, что жизнь лупила меня не грубо и внезапно, а вежливо предупреждая: «милейший, вас сейчас хлопнут, например, лопатой, скажем, в подрыльник, попрошу не дергаться».

И на том спасибо.

Механизм предощущения для меня полностью загадочен. А проявляется он всегда одинаково. Просыпаешься утром, оглядываешься из под одеяла, и понимаешь, что всё. Доигрались. Можно не суетиться и попробовать получить удовольствие. Скоро привычный уклад поменяется. Не знаю как, но будем надеяться на лучшее, хотя понятно, что ничего хорошего нас обычно не ждет.

Вот так где-то.

В данном конкретном случае ветер перемен дохнул на меня из-за надломленного сургуча, которым запечатано было письмо Адама Райсснера. Пол года я этого письма ждал, а потом дождался. И ничего особенного там не было написано, но отчего-то я остро почувствовал, что все меняется.

Какая связь между «дорогой друг, с радостью получил твое предыдущее письмо» и так далее и ощущением изменения? Не знаю. Но это была первая весточка с той стороны. Ну вы понимаете, что я имею ввиду. С той стороны. Из-за грани теней, где можно пройти сквозь горизонт и запросто укусить свой локоть.

Послушав первый звоночек, я в своей обычной манере, ничего не предпринял. Просто насторожил нос и стал принюхиваться.

Второй звоночек не заставил себя ждать. Когда вокруг неожиданно появляются знакомые из прошлой жизни, это настораживает, если даже знакомые вполне дружелюбны и приятны в обхождении.

Ваш скромный рассказчик мирно прогуливался по рынку. Без особой цели, просто у нас, коренных насельников городской черты, рынок – нечто наподобие клуба, наряду с церковью. Принято регулярно туда заглядывать. И новостями можно разжиться и прикупить что-либо полезное.

Ну а мне сам Бог велел. Я же наблюдатель… а где лучше всего наблюдать в торговом городе, да еще в городе морском? В порту и на рынке!

Если бы я только знал, каков коэффициент полезного действия, применительно к моей основной профессии кроется в торговле! Я бы точно послал Конрада Бемельберга и всю нашу любимую армию к дьяволу и пошел бы в купцы. Всегда в центре событий, а риска и опасностей в десятки раз меньше.

Словом, вчера я видел, как разгружают в порту трех голландцев. Не трудно догадаться, что уже утром содержимое трюмов окажется на прилавках. А что такое голландцы? Это, во-первых, отменные ткани, во-вторых, отличные предметы быта, наподобие светильников и замков, а в-третьих, ворох новостей с запада. От Англии до Франции.

Купцы всегда всё знают, такая уж у них работа. Купец ведь торгаш-спекулянт только во вторую очередь. В первую – универсальный межкультурный коммуникатор.

Особенность примитивных обществ.

Так о чем это я? Ах ну да. Прогуливался я по рынку, кормил глаза и уши. Купил по случаю отрез красного бархата, так как мой гардероб требовал срочного обновления, а я сохранил устойчивую привязанность к ярким тряпкам.

Настало время, как следует прополоскать уши в чужих разговорах.

Для максимально эффективного «полоскания» был приобретен кулек засахаренных орешков и кружка красного вина с гвоздикой и корицей. Вино было горячее, чтобы не остывало, кружка была снабжена крышечкой, которой я и хлопал регулярно, слушая сплетни.

– …Я точно говорю, железо.

– И что железо?

– А ты слушай внимательнее, француз купил железа по пятнадцать гульденов за пуд. Куда такое железо можно поставить? А на пушки, иначе зачем ему семьсот шестьдесят пудов?

– Ну-у-у!?

– Вот тебе и ну.

– Специи подорожают.

– Не всякие. Ты с чего взял?