Книга Скандальная любовь - Бренда Джойс

Гостиная была прекрасно обставлена — изящная мебель, персидские ковры, картины на оклеенных обоями стенах. Мисс Дюбуа жила хорошо, явно не по средствам актрисы.

Через несколько минут в дверях показалась женщина.

— Вы хотели видеть меня?

Николь обернулась и увидела хрупкую, маленькую женщину в поразительно красивом и дорогом платье, но с таким низким вырезом, что днем и дома его носить было, конечно, неприлично. Она была невероятно красива, прекрасна, как китайская статуэтка. В ее голубых глазах читалось недоумение. Но прошло несколько мгновений, и она узнала Николь.

— О Боже, — произнесла любовница Хэдриана. — Это вы. О Боже!

Еще какое-то время Николь стояла окаменевшая.

— Ваша светлость, — сказала Холланд срывающимся голосом. — Я не знаю, что вам угодно, но, пожалуйста, садитесь!

Николь насмотрелась достаточно. Прежде чем эта женщина увидит слезы у нее на глазах, Николь стремительно прошла мимо нее в вестибюль.

— Подождите! — позвала Холланд. — Зачем вы пришли? Подождите!

Николь не остановилась. Она быстро миновала вестибюль и выскочила из дома. Туманное утро поглотило ее. Она успела забраться в экипаж до того, как слезы полились из глаз: она прощалась со своими мечтами, разрушенными и превращенными в прах.

ГЛАВА 32

Хэдриан приподнялся и выглянул в окно — показался его дом. Он почувствовал волнение.

Четыре дня прошло с тех пор, как он уехал из Клейборо. Четыре долгих мучительных дня. Он уехал, когда приступ гнева почти прошел. Осталась лишь обида на Николь за то, что она подвергла себя риску во время верховой прогулки: Он уехал из-за страха, практически убежал.

Однако ничего не помогло. Он не мог больше бегать от себя, от своих чувств, от жены.

Эпизод с бродягами — они все были через час после возвращения Николь схвачены и отправлены в местную тюрьму — поднял из глубины его души самые сокровенные чувства. Он не хотел признавать и гнал от себя эту мысль, которая появилась в самом начале его знакомства с Николь. Но как только он убедился, что любит свою жену, он пришел в ужас.

Много лет он посвятил воспитанию воли, учился управлять своими чувствами и страстями, держать их в узде. Еще мальчиком он узнал, что необходимо скрывать свои чувства, даже от самого себя. В противном случае ты станешь уязвим, тебя будут обижать, над тобой будут измываться. И вот теперь все рушилось: он больше не считал себя неуязвимым. Напротив, он стал раним, как никогда в жизни. Он полюбил Николь так сильно, что это граничило с одержимостью. Бродяги могли обидеть ее или даже убить! Сама эта мысль приводила его в ужас даже сейчас, четыре дня спустя.

После того как негодяи были схвачены, он тут же уехал в Лондон, пытаясь убежать от своих чувств, от любви, которая, как он понял, захватила все его существо. Он должен был вернуть себе прежнюю способность самоконтроля, вернуть любой ценой, вплоть до побега из дома на неопределенное время. Он сбежал к Холланд Дюбуа, чтобы в неистовости ее объятий забыть Николь. Вместо этого он лишь вежливо предложил ей прекратить их отношения. Потом он хотел с головой окунуться в дела, но вместо этого — мчится домой!

Это чувство было таким новым, таким сильным, что пугало его. Последние две ночи он просыпался в отчаянии от необъяснимого чувства одиночества, какое испытывал, когда был еще мальчиком.

Он потерял сон и покой, но вместе с этим стал более уязвим и более человечен. Наконец он уступил, сдался самому себе и ей. Она его жена, и он влюблен в нее. Она несколько раз отвергала его в прошлом, но он пережил это точно так же, как пережил жестокое неприятие своим отцом. Последнее время она его уже не отвергала, между ними устанавливалось перемирие на день, а ночью они становились очень близкими. Возникла надежда, что их брак будет удачен. Первая неделя их совместной жизни подала такую надежду. Но Хэдриан все-таки знал, что не удовлетворится тем, что до сих пор между ними было. Он хотел большего, ее любви, и такой же полной, страстной и одержимой, какую испытывал к ней сам.

Вот карета катится по гравийной дорожке. От волнения у него на лбу выступил пот. Они расстались почти врагами. Он был инициатором этой ссоры из-за своего страха за ее жизнь и безопасность. Возможно, он усложнил дело тем, что уехал, не сказав ни слова о своих планах. Зато сейчас он ехал с предложением мира, залогом которого вез большую коробку, завернутую в подарочную бумагу. Когда она увидит содержимое этой коробки, то сразу поймет его горячее желание загладить свою вину за чрезмерный гнев и отъезд из Клейборо без предупреждения.

Карета остановилась перед огромной резной парадной дверью. Он вышел с коробкой в руках и спросил встречавшую его миссис Вейг, где его жена. Та ответила, что Николь в своих комнатах наверху.

Хэдриан нервничал, как школьник, которого вызвал к себе директор. Он медленно поднимался по лестнице, в коридоре пошел быстрее, сердце тревожно колотилось в груди.

Дверь в ее комнату была открыта. Он вошел в гостиную и подошел к двери ее спальни. Радостное чувство охватило его. Он понял, что всегда будет ощущать радость и возбуждение при виде ее. Но вся его радость улетучилась, когда он переступил порог спальни.

Николь стояла к нему спиной. В большой сундук, стоявший посреди комнаты, кое-как была сброшена ее одежда. На кровати лежали платья, нижнее белье, туфли, перчатки, шарфы и сумки. Ани, склонившись у кровати, заботливо укладывала вещи. Она первая увидела его и замерла. Николь бросила в сундук охапку белья и тоже заметила его. Он стоял неподвижно.

— Мадам, — начал он сдавленным голосом.

Она гневно взглянула на него, но произнесла очень вежливым ледяным тоном:

— Ваша светлость…

Не договорив, она взяла еще одну охапку одежды и повернулась к нему спиной.

Герцог осторожно поставил коробку на пол и встал, сложив руки на груди.

— Позвольте спросить вас, что вы делаете? — Но спрашивать было излишне, все и так было ясно.

— Разве вы не видите? — отозвалась она, утрамбовывая одежду в сундуке. — Я ухожу.

Лицо герцога, привыкшего скрывать свои чувства, и на этот раз не выдало их.

— Уходите?

— Я ухожу от вас.

— Понятно. — Еще немного, и его самообладание иссякнет. Он быстро прошел в комнату, подошел к окну, поглядел ничего не видящим взглядом и повернулся к ней спиной. Догадываясь, что она продолжает упаковывать вещи, он изо всех сил старался побороть отчаяние, паническое чувство, охватившее его.

— Могу я спросить, почему?

Ее как током ударило, она повернулась к нему и пронзительно крикнула:

— Вы смеете меня спрашивать — почему?!

Больше она не смогла найти слов, в три прыжка подскочила к нему и залепила со всей силы звонкую пощечину.