Книга Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными - Эрик С. Райнерт

То, что неоклассические экономисты плохо понимают, как работает бизнес, усугубляет проблему. В основе их версии капитализма лежит совершенная конкуренция и равновесие — ситуация потенциально весьма неприбыльная. Любой успешный и прибыльный бизнес основан (почти по определению) на получении ренты. В страдающих от бедности странах третьего мира условия приближаются к ситуации уменьшающейся отдачи и совершенной конкуренции, в то время как богатые страны, экспорт которых соответствует условиям Шумпетеровой динамической конкуренции, получают ренту, которая приводит к росту зарплат и дает основания для налогообложения. Отказ понять, что для развития необходима Шумпетерова несовершенная конкуренция, лежит в основе возражений против промышленной политики. Все, что способствует несовершенной конкуренции, считается способствующим коррупции.

Кейнс считал, что инвестиции являются результатом стихийного оптимизма, который он называл жизнерадостностью (animal spirits). В отсутствие такого оптимизма (желания инвестировать в условиях неопределенности) капитал стерилен, как в мире Йозефа Шумпетера и Карла Маркса. Мотивация, стоящая за animal spirits, — желание максимизировать прибыль, нарушив тем самым равновесие совершенной конкуренции. С точки зрения бизнесмена, бедные страны страдают от нехватки инвестиций, потому что в них мало прибыльных инвестиционных возможностей, а мало их из-за низкой покупательной способности и высокого уровня безработицы. Крестьян, едва сводящих концы с концами, не назовешь выгодными потребителями для большинства производимых товаров и услуг. Тарифы могут создать стимулы для переноса производства на рынки труда бедных стран. Исторически это было сознательным компромиссом между интересами получателя зарплаты и производителя. Идея, что индустриализация поможет быстро увеличить количество рабочих мест и повысить уровень зарплат (что оправдает временно завышенную цену на промышленные товары), лежала в основе импортозамещающей индустриализации латиноамериканских стран, которая долгое время была крайне успешной, а также в основе американской экономической теории в 1820-е годы[216].

Идея, что открытость облегчает судьбу бедных стран, противоречит здравому смыслу и историческому опыту. Много раз быстрая экономическая открытость отсталой страны уничтожала небольшую производственную деятельность, которая в ней существовала, тем самым обостряя ситуацию. Мудрые теоретики развития прошлых времен Джеймс Стюарт и Фридрих Лист подчеркивали, что торговля должна открываться постепенно, чтобы дать производственному сектору бедного торгового партнера время к ней приспособиться. Именно так Евросоюз проводил интеграцию Испании в ЕС в 1980-е годы; интеграция прошла успешно. Однако в результате триумфального настроения, начавшегося в 1989, году, прежняя практика интеграции была забыта, сменившись шоковой терапией.

Начиная с объединения Италии в XIX веке и заканчивая интеграцией Монголии и Перу в 1990-е годы, исторический опыт подсказывает нам, что свободная торговля между странами, находящимися на разных уровнях развития, приводит к уничтожению наиболее эффективных промышленных секторов наименее эффективных стран. Я назвал это явление эффектом Ванека — Райнерта. Его можно было наблюдать во Франции после окончания войн с Наполеоном, во время объединения Италии и во время конца истории — в странах как «второго», так и третьего мира. Первой вымирала наиболее продвинутая обрабатывающая промышленность, а последним — наименее продвинутое натуральное хозяйство. Последовательность такова: деиндустриализация, затем деагрикультурализация и депопуляция. Это явление характерно для многих стран, например Мексики, Молдавии, периферийной Европы, где живут только люди старше 60 и младше 14 лет, а население трудоспособного возраста работает за рубежом.

В Перу и Монголии реальная зарплата достигла максмальной отметки во время периода «неэффективного» импортозамещения. Мейнстримова экономическая наука упрямо отказывается замечать реальные порты, аэропорты, дороги, электростанции, школы, больницы и отрасли услуг, появившиеся благодаря «неэффективному» промышленному сектору, а ведь все эти блага были результатом созданного этим сектором спроса на труд и инфраструктуру[217]. То же происходило в Англии после 1485-го, в Германии после 1650-го, в Соединенных Штатах после 1820-го и в Корее после 1960 года. Эти страны начинали строить свое богатство, создавая «неэффективные» национальные сектора промышленности. Развитие национальной эффективности начинается с предварительной стадии, которая недалеким умам (но не Адаму Смиту) может показаться относительно неэффективной. Эта стадия была обязательной частью развития, через которую прошли все богатые страны, однако сегодня она запрещена мировыми финансовыми организациями.

Единственная разница между богатыми странами и Перу с Монголией в том, что последние так и не дошли до стадии, на которой их промышленность стала бы конкурентной на международном уровне. Почему? Есть несколько причин: отчасти дело в том, что они применяли недостаточно динамичный протекционизм (Приложение IV), однако несомненным отрицательным фактором стало стремительное открытие экономики этих стран. Во многих бывших коммунистических странах фирмы обанкротились, не успев наладить систему бухгалтерии, которая помогла бы им оценить их издержки. С течением времени станет очевидно, что шоковая терапия конца истории была безумием.

Как я уже говорил, выбор времени для открытия экономики страны имеет огромное значение. Открывшись слишком поздно, страна рискует серьезно задержаться в развитии, а открывшись слишком рано, может пострадать от деиндустриализации, падения зарплат[218] и роста социальных проблем. То, что множество бедных крестьян становятся неконкурентоспособными по сравнению с субсидируемым сельским хозяйством «первого» мира — это относительно новая, но тревожная тенденция, которая может продолжиться даже после того, как страны «первого» мира снимут экспортные субсидии на продовольственные товары. То, что мексиканские крестьяне неконкурентоспособны по сравнению с американскими производителями маиса и пшеницы, — ключевой фактор, провоцирующий эмиграцию из южной Мексики. В Индии 650 млн крестьян, многие из которых так же неконкурентоспособны, как и их мексиканские коллеги. Неконкурентоспособные мексиканцы могут отправиться на поиск работы в США, но куда мы денем 650 млн индийских крестьян, которых свободная торговля поставит в то же положение?

Беднейшие страны поступаются максимизацией благосостояния граждан ради максимизации международной торговли, к которой приводит сегодняшняя политика. Об этой проблеме в XVII веке писал французский экономист Симон Ленге как о результате политики физиократов. Компромиссное решение о выборе между свободой торговать и свободой «от голода» сегодня необходимо пересмотреть, а не пытаться компенсировать постоянным увеличением финансовой помощи, которое только ухудшает зависимое положение бедных стран.