Книга Белая Сибирь. Внутренняя война 1918-1920 - Константин Сахаров

Было решено дойти скорее до города Нижнеудинска и там собрать совещание из старших войсковых начальников, на котором и выяснить все вопросы и принять правильные решения.

Социалисты, считавшие, что они покончили с Белым движением, что армии под Красноярском были уничтожены, встревожились не на шутку, когда до них стали доходить вести о движении на восток массы отдельных отрядов. Но они успокаивали и себя, и свои красные банды тем, что «идут безоружные, разрозненные группы и отдельные офицеры, которых уничтожить, – как писали иркутские заправилы, – нетрудно». Попробовали на Кане – обожглись. Теперь к Нижнеудинску были стянуты большие силы, причем красное командование решило дать нам отпор у села Ук, верстах в пятнадцати западнее города.

Колонна генерала Вержбицкого, имея в авангарде Воткинскую дивизию (сестру Ижевской, составленную сплошь из рабочих воткинских заводов), лихой штыковой атакой обратила красных в бегство; наши полки ворвались в Нижнеудинск на плечах большевиков, которые понесли в этом бою очень большие потери.

От захваченных пленных, из местных прокламаций, приказов, из иркутских газет, частью и от чехов, эшелоны которых были на станциях западнее и восточнее Нижнеудинска, обстановка начала понемногу вырисовываться. Атаман Семенов крепко держал Забайкалье; в Приморье шла неразбериха, но «союзные» части еще оставались там; Иркутск в руках у социалистов, причем фактически там распоряжаются большевики-коммунисты; бывший сотрудник Гайды, эсер, штабс-капитан Калашников был назначен главковерхом, он-то и руководил теперь действиями красных банд для уничтожения «остатков белогвардейщины». Адмирал Колчак заключен в Иркутской тюрьме; социалисты спешно вели следствие, собирали против верховного правителя обвинительный материал. Золотой запас стоит в вагонах на путях станции Иркутска и охраняется Красной армией. Чехословацкие войска решили соблюдать «вооруженный нейтралитет», чтобы сохранить для себя железную дорогу. В этом им помогали все союзники России, объявившие полосу русской железной дороги нейтральной!

Вот те данные, которые выяснились перед военным совещанием, собранным генералом Каппелем в Нижнеудинске 23 января 1920 года. На нем был принят такой план: двигаться дальше двумя колоннами-армиями на Иркутск, стремиться подойти к нему возможно скорее, чтобы по возможности внезапно завладеть городом, освободить верховного правителя, всех с ним арестованных, отнять золотой запас; затем, установив соединение с Забайкальем, пополнить и снабдить наши части в Иркутске, наладить службу тыла и занять западнее Иркутска боевой фронт. Все войска, шедшие от Нижнеудинска далее на восток, сводились в две колонны-армии: 2-я, северная, генерала Войцеховского и 3-я, южная, под моим командованием. Главнокомандование оставалось в руках генерала Каппеля, который со своим штабом двигался при северной колонне.

3

После Нижнеудинска движение начало принимать все более правильный вид, был внесен порядок, приводилось в ясность точное число бойцов, всех следующих с армией людей; старались поднять и боеспособность частей. Результаты стали сказываться с первых же дней.

К этому времени чрезмерно усилился новый наш враг, – разыгрались вовсю эпидемии. Тиф, сыпной и возвратный, буквально косил людей; ежедневно заболевали десятки, выздоровление же шло крайне медленно. Иногда выздоровевший от сыпного тифа тотчас заболевал возвратным. Докторов было очень мало, по одному-два на дивизию, да и те скоро выбыли из строя, также заболели тифом. Трудно представить себе ту массу насекомых, которые набирались в одежде и белье за долгие переходы и на скученных ночлегах. Не было сил остановить на походе заразу: все мы помещались на ночлегах и привалах вместе, об изоляции нечего было и думать. Да и в голову не приходило принимать какие-либо меры предосторожности. Это не была апатия, а покорность судьбе, привычка не бояться опасности, примирение с необходимостью.

На ночлеге для моего штаба отводят дом сельского священника. Входим, а стоявшие там перед нами садятся в сани, чтобы после дневного отдыха продолжать путь до следующей деревни. Старика генерала Ямшинецкого, начальника Самарской дивизии, два офицера сводят с крыльца под руки; узнаю, что он пятый день болеет. Предлагаю генералу остаться переночевать у меня.

– Благодарю, но уж разрешите не отделяться от своей части, – слабым, тихим голосом говорит он.

– Плохо чувствуете себя? Что с вами?

– Да все жар сильный и голова болит. На морозе легче.

– Ну поезжайте с Богом!

Священник и матушка хлопотливо и радушно принимали нас; ужин, огромный медный нечищеный самовар и даже каким-то способом сохранившаяся бутылка вина. За столом, как и всюду, разговоры на больные и близкие для нас темы: о разрухе, о русском несчастье.

– Скажите, батюшка, как настроение крестьян? Чего они хотят?

Священник помолчал минуту и затем ответил:

– По правде скажу, что наши крестьяне так устали, что хотят только спокойствия да чтобы крепкая власть была, а то много уж больно сброда всякого развелось за последние годы. Вот перед вашим приходом комиссары были здесь, все убежали теперь; так они запугивали наших мужиков: белые, говорят, придут, все грабят, насилуют, а чуть что не по ним – убьют. Мы все, прямо скажу, страшно боялись вас. А на деле увидали после первой же вашей партии, что наши это, настоящие русские господа офицеры и солдаты.

На местах была полная неосведомленность, до того, что даже священник не имел никакого представления, какие цели преследовал адмирал Колчак, что такое представляла собой белая армия, чего она добивается.

– Крестьяне совсем сбиты с толку. Боятся они, боятся всего и больше молчат теперь, про себя думы хранят. Ну а только все они, кроме царя, ничего не желают и никому не верят. Смело могу сказать, что 90 процентов моих прихожан монархисты самой чистой воды. А до остального они равнодушны: что белые, что красные, – они не понимают и не хотят никого.

Кончили ужин и долгие разговоры, в которых священник развивал и доказывал эти основные мысли. Ложимся спать. Я уже улегся в кровать, как входит из кухни адъютант, пошептавшийся там о чем-то со священником, и докладывает:

– Ваше превосходительство, вы лучше не спите на этой кровати: здесь отдыхал генерал Ямшинецкий, а у него сыпной тиф.

– Ну какая разница?

И действительно, не все ли равно было спать на этой кровати или на полу рядом. И на каждой буквально остановке были так перемешаны больные и здоровые.

Через день утром выхожу садиться на лошадь, кругом идут сборы в поход; из нашей избы выводят под руки несколько слабых шатающихся фигур. В одной узнаю подполковника К., офицера с Русского острова. Узнал и он меня, смотрит с похудевшего лица огромными, какими-то туманными глазами. Здороваюсь, рука офицера горячая, как раскаленная печь.

– Что с вами, подполковник?

– Виноват, ваше превосходительство, – отвечает он в полубреду, – сыпной тиф.

– Ну, поправляйтесь скорее, будьте молодцом.