Книга Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента - Уильям Ширер

Теплый день поздней весны, и на улицах толпятся местные жители. Те же горестные, но полные достоинства лица, что мы видели в других городах. Немецкий офицер, который отвечает за наши четыре машины, останавливается, чтобы спросить у прохожего дорогу к ресторану, где нам заказана еда. Джентльмен, профессорского вида, с бородкой и в широкополой шляпе, указывает направление. Он холодно вежлив. Офицер благодарит его, отдав честь. Профессор чуть приподнимает шляпу.

Вскоре мы уже в центре города, перед Восточным вокзалом, и быстро несемся, немилосердно и без необходимости сигналя, по улице к площади перед отелем «Метрополь». Как много дней и ночей бродил я по этой улице в мирное время, наблюдая добропорядочных бюргеров Брюсселя, размалеванных шлюх, витрины, заполненные товарами, которых не увидишь в Германии: апельсины, бананы, масло, кофе, мясо; фасады кинотеатров с афишами новинок Голливуда и. Парижа, открытые кафе, никогда не пустующие на этой площади.

Обедаем в таверне «Руайаль», где я часто бывал, приезжая в Брюссель: Мне несколько неловко показываться здесь с немецкими офицерами. К счастью, метрдотель и его персонал меня не узнают или делают вид, что не узнают. Ресторан, как и отель «Метрополь», занят армейскими, хотя во время обеда заходят два или три случайных гражданских посетителя, и их обслуживают, видимо, в порядке исключения. Едим мы хорошо. Немцы из министерства иностранных дел и министерства пропаганды и офицеры — особенно. Такая еда в Берлине уже давно недоступна.

Некоторые из нашей компании за несколько минут скупают ресторанные запасы американских табачных изделий. Я беру три пачки «Лаки страйк». Трудно удержаться после года курения гадких сигар в Германии. Приберегу их для завтрака, по одной в день, на потом. Большинство покупают блоками, это успокаивает мою совесть. Расплачиваемся марками по абсурдному курсу — десять франков за одну марку. После ланча большинство наших отправляются мародерствовать со своими бумажными марками, стоящими теперь целого состояния. Покупают обувь, сорочки, дождевики, женские чулки, всё. Один итальянец, помимо обуви и одежды, берет кофе, чай и два галлона растительного масла.

Мы с Ф. отправляемся на поиски магазина, в котором я был постоянным покупателем, не за покупками, а просто поговорить. Магазином управляет жена хозяина. Она еле вспоминает меня. Женщина удивлена, испугана, но храбрится. Она еще не осознает, что произошло. Говорит: «Это случилось так неожиданно. Я все еще не могу прийти в себя. Сначала немцы напали, потом правительство сбежало. Мы не знали, что происходит. Потом в пятницу (сегодня понедельник следующей недели) около восьми вечера вошли немцы». Она признает, что немецкие солдаты ведут себя «корректно».

«А где ваш муж?» — спрашиваю я.

«Не знаю. Он был мобилизован. Ушел на фронт. Больше ничего не слышала. Продолжаю только надеяться, что он жив».

Ввалились два немецких солдата и купили по полдюжины пачек американских сигарет. В Германии им разрешили бы купить, самое большее, по десятку плохих немецких. Когда они ушли, она сказала:

«Держу магазин открытым. Но надолго ли? Наши товары поступали из Англии и Америки. А еще ребенок. Где взять молоко? У меня есть консервированное месяца на два. А потом…»

Она помолчала. И в заключение высказалась:

«В конце концов, как все будет? Я имею в виду, как вы думаете, будет Бельгия опять такой, как прежде, — независимой, с нашим королем?»

«Ну конечно, если союзники победят, все будет как прежде», — дали мы очевидный ответ.

«Если… Но почему же они так быстро отступают? Вместе с англичанами и французами у нас в Бельгии было больше полумиллиона солдат. И они не продержались столько, сколько горстка бельгийцев в 1914 году. Я этого не понимаю».

Мы тоже не понимали, и мы ушли. В ресторан, подле которого нас ожидали машины, возвращался народ из нашей компании, нагруженный трофеями. Многие еще не вернулись, поэтому мы с Ф. бродили по Ратхаузплац. Над ратушей в солнечном небе развевался флаг со свастикой. В остальном, если не считать толпящихся вокруг немецких солдат, площадь выглядела как обычно. Мы заметили контору американского банка. Зашли и спросили управляющего. До того, за обедом, мы просили немецких офицеров отвезти нас в американское посольство, но они отказались. Персонал американского посольства сбежал вместе с бельгийским правительством, сказали нам. Я возразил, что хотя бы секретарь посольства должен был остаться и исполнять свои обязанности. Нет, уверяли они, остался один привратник. Это была явная ложь, но мы с Ф. сдались. Идти туда пешком слишком далеко, а времени у нас мало.

Двое управляющих банком, один из них приехал из Нью-Йорка за два дня до захвата Бельгии, были рады нас видеть. Они сообщили, что наш посол Кьюдэхай и весь его персонал остались в Брюсселе. Но их лишили возможности связываться с внешним миром. Насколько им известно, все американцы в безопасности. Некоторые пытались с группой еврейских беженцев уехать за пару дней до прихода немцев. Но в двадцати милях от столицы немцы разбомбили железнодорожный мост, и составу пришлось остановиться. Была паника, особенно среди евреев, что вполне понятно. Евреи и пять-шесть американцев решили двигаться пешком в сторону побережья. Остальные, в том числе и один из этих управляющих, вернулись в Брюссель. Никто не знает, что произошло с теми, кто пробивался к побережью.

Некоторые заметки о Брюсселе. Трамваи ходят, но движение частного автотранспорта запрещено. Большинство личных автомобилей немцы реквизировали. Нельзя пользоваться телефоном. Кинотеатры закрыты, а афиши все еще рекламируют французские и американские фильмы. Военные запретили населению слушать зарубежные радиостанции. Повсюду щиты с обращением бургомистра на французском и фламандском языках, призывающим население сохранять спокойствие и с уважением относиться к германским войскам. На американских учреждениях развешаны написанные на бланках посольства уведомления: «Это американская собственность, которая находится под защитой правительства США».

Из Брюсселя выехали далеко за полдень, наши машины забиты трофеями, практически каждый что-то купил. В Аахен вернулись примерно в половине десятого. Мне почти повезло. Договорился с немецкими инженерами о передаче из Кельна в четыре тридцать утра.

Только что закончил подготовку сообщения. Пришлось вытаскивать из постели цензоров из министерства пропаганды и верховного командования, чтобы они его прочитали. Хотя давно уже мало сплю, усталости и сонливости я не ощущаю. Нанял машину с водителем, чтобы добраться до Кельна, это около сорока миль. Он настаивает на том, чтобы выехать сейчас — в час ночи. Говорит, нас будут задерживать войска на дороге, а возможно, и английские бомбардировщики. Однако сегодня ночью их не было видно, несмотря на полную луну.

21 мая, 6.15 утра. Эфир прошел нормально. Никаких английских бомбардировщиков. Из-за светомаскировки трудно было найти радиостанцию. Пока толстая блондинка, стоявшая на крыльце с солдатом, не показала нам, как проехать по Кельну, и это помогло. В студии удалось полчаса поспать, и еще полтора часа подремал на обратном пути в Аахен. Короче, проспал всю дорогу. Был чудный рассвет, и я наконец проснулся, чтобы полюбоваться на него. Теперь позавтракать, и в половине седьмого утра мы снова едем на фронт. Нет времени переодеться, но успел кое-как побриться.