Книга Демоны и ангелы российской политики лихих 90-х. Сбитые летчики - Игорь Молотов

Первое — это поколение моей супруги, родившейся в 1970-х годах. Ко времени крушения Советского Союза это поколение только-только успело окончить институты или отслужить в рядах армии, побывать в Чечне. Это то поколение, на которое обрушились осколки десятков стен, две из которых — Берлинская и Кремлевская — обнажили внутренние и внешние противоречия старого мира. И гротескный мусор мира нового, который лакировали под витрину цивилизаций большегубые Гайдар и Улюкаев, рыжий Чубайс и Альфред Кох, маскировавшийся под демократа. Именно им, не Ельцину, принадлежат эти болтающиеся на исторических улицах неоновые вывески.

Второе поколение — дети восьмидесятых, последние солдаты, «рожденные в СССР», для которых красная Россия — это воспоминания детства, сентиментальные, но грубые своим переходом в мир девяностых. Как слепые котята, они еще не могли наблюдать, но слышали моторы танков у Белого дома и треск вертушек в небе Кавказа, удивленные тем, что их не добили прикладами. Их опаивал молоком плейбой Немцов на коленях у стареющего грузного Ельцина. Голосуй или попадешь в ад, говорили они.

Ну и третье — это поколение девяностых, родившихся уже при термидоре, сказки для которых писал не Борис Абрамович Березовский, а Сурков. Второстепенная фигура пред лицом масс и событий революции девяностых, Путин обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде. Бюрократия победила не только патриотическую оппозицию. Она победила режим Ельцина. Но дала всходы не те, что от нее ожидали патриоты и озлобленные дельцы реформ.

Главной проблемой термидора, как и любой реакции, является заморозка статус-кво.

Все три мной означенных поколения, которые застали сбитых летчиков, включая последних, вроде Улюкаева, оказались в положении еще более тяжелом, чем наши антигерои: смог реакции не дает взлететь, социальные лифты передвигают неталантливых (девяностые, при всех их грехах, были временем для талантливых и смелых). Но в этих поколениях, даже в том, появившемся во время термидора, начинают зреть правильные плоды, хотя обезличенная госмашина и видит их в роли сорняков.

Три «потерянных поколения» — это уже как минимум тридцать лет утраченного времени. Исторического, культурного, всякого. Выжженной пустыни или космоса, в котором клубятся нереализованные мечты, литературные памятники, горящие маячки, заботливо раскинутые проповедниками девяностых, того времени, где, как в стихах Улюкаева, голова снизу, а выше ноги.

Глава 20. Вместо заключения

К сожалению, здесь невозможно охватить весь спектр других, стремившихся, но так и не попавших в большую политику персонажей. Они серьезно на это претендовали, у них были шансы, улицы, идеи. Представляется уместным познакомить читателя с некоторыми трибунами и вождями, которые формировали идеологический дискурс самобытного времени. Этот очерк был написан специально для Life, однако он удачно дополняет политический треш-роман.

Анатомия политического забвения: куда исчезли вожди и трибуны девяностых?

Еще недавно эти люди претендовали на политический вес и были готовы устроить революцию, собрав под свои знамена сотни тысяч сторонников. В первую очередь речь идет о лидере всех левых Викторе Анпилове, причудливом вожде правых Александре Иванове-Сухаревском и «красно-коричневом» полковнике Викторе Алкснисе, входившем в десятку самых популярных политиков девяностых. Где сегодня вожди и трибуны неспокойных девяностых? Как каждый из них встретил политическое увядание? И готовы ли они повторить триумф прошлого?

Трудно быть Блоком

Мы встретились с Александром Сухаревским в ресторане в центре Москвы. По-прежнему элегантный, несмотря на все попытки убить его — неутомимый и очень остроумный.

Слегка прихрамывая, он подошел к столу и сразу объяснил, что несколько лет назад выпал из окна: «В результате перелом позвоночника. Но я не унываю».

— Политикой я не хотел заниматься, — предвосхищая мои вопросы, говорит Александр Кузьмич. — Политика — это дело скучное, неинтересное, в этом мы можем убедиться, глядя на сегодняшнюю Государственную думу и тех людей, которые называют себя политиками.

Заявление это вполне можно счесть кокетством, потому что старшее поколение должно помнить, что крепкие ребята из Народной национальной партии были вполне себе движущей силой политического бронепоезда конца прошлого века и начала уже этого века. Самый известный из них — Максим Марцинкевич (Тесак).

Итак, Александр Иванов-Сухаревский, по меткому выражению писателя Лимонова, «человек в белых перчатках», пришел в политику после не очень удачной режиссерской карьеры — самыми известными из его работ стал фильм «Корабль» (1987 г.) и главная роль в фильме «И вечный бой… Из жизни Александра Блока». В девяностых, на заре политической карьеры, он сменил несколько партий и движений. Известно, что Александр Кузьмич входил в члены «Русского национального собора» и «Русского национального единства», а потом, в 1994 году, неудавшийся драматург создал Православную партию, зарегистрировав ее как Народную национальную партию (ННП).

Режиссер со свастикой

Сухаревский начал так, как начинали все революционеры, всегда и везде. Он выступал на улицах, площадях, благо что тогда — в самом начале девяностых — этих уличных митингов было множество. Выступай, сколько сил есть. Он мелькал со своими соратниками всюду и домелькался до того, что в 1998 году против него возбудили уголовное дело за экстремистские высказывания. Дело дошло до суда, молодой трибун был взят под стражу и отправлен в Бутырскую тюрьму. Отсидел он в общей сложности чуть больше полугода, потом за него дали поручительство депутаты Госдумы, в том числе генерал-полковник Альберт Макашов. В итоге Сухаревский был отпущен под подписку, а после амнистирован.

— Когда рушились основы Советского Союза, — вспоминает Александр Сухаревский, — русские интеллигенты, активисты и часть диссидентов искали, куда примкнуть. Я вышел на арену политической борьбы после 1993 года, потому что я увидел, что национально-патриотическое движение потерпело разгром: были арестованы депутаты (Верховного Совета), арестованы и убиты бойцы РНЕ, а большинство политических партий попало под запрет указом Ельцина. Тогда вместе с патриотами и монархистами мы создали Народную национальную партию. Поскольку ни радио, ни телевидение не могло нам дать площадку, мы придумали газету, которая буквально за год стала сверхпопулярной, что повлекло за собой множество интересных событий…

Импичмент похоронил национал-патриотизм

И действительно, ННП набирала бешеную популярность: листовки, газеты, митинги — это далеко не полный набор инструментов, которыми оперировал Сухаревский. По его словам, именно поэтому власти дали зеленый свет его главному конкуренту — «Русскому национальному единству» Александра Баркашова. Поэтому вовсе не удивительно, что в 1998 году именно баркашовцы готовят покушение на неистового режиссера.

— 3 апреля 1998 года они пришли ко мне домой, чтобы убить меня, но, как видите, не получилось. Уже через месяц после покушения был самый широкий и представительный съезд РНЕ, куда съехалось несколько тысяч делегатов. Это был настолько сильный съезд, что Баркашов даже стал хамить Лужкову. Параллельно съезду я готовил большой марш, идею которого потом присвоит Дмитрий Демушкин, но вскоре меня посадили.