Книга Лабиринты судьбы - Марина Преображенская

— Ирочка! — Баба Зина позвала меня, и я, оставив котенка, пошла в комнату.

— Тебе Андрюша звонил, — сказала она, не оборачиваясь. — Велел спросить, не забыла ли ты о приглашении.

— О каком? — Мне почему-то показалось, что речь идет о моем брате, у которого я была еще сегодня утром. «Когда он успел позвонить? — подумала я. — Меня вроде бы никуда»…

— Не знаю, — прервала баба Зина, стряхнув в окно пыль с мягкой байковой тряпки, которой она тщательно протирала мебель. — Говорит, что Леша за тобой заехать не сможет, попросил его.

— Андроник? — догадалась я, внезапно вспомнив о приглашении на день рождения Ника. — Я не поеду!

— Не знаю, не знаю… Меня просили передать, я передала.

Баба Зина перестала протирать пыль и как-то странно посмотрела на меня. В ее глазах читалось желание помочь мне, но она не знала, с чего начать.

— У вас с Лешей что-нибудь стряслось?

— Вы бы у него спросили! — не очень-то вежливо ответила я. Баба Зина с деланным равнодушием отвернулась и продолжила свое занятие, но было видно, что в глубине души она обиделась на меня.

— Я бы у него и спросила… — через некоторое время произнесла она, подавив в себе чувство обиды. — Но он по комнате, как зверь, метался. Мне показалось странным, что он сам принес деньги. — Она вдруг повернулась ко мне лицом. — Принес сам! И за месяц вперед. — Она подняла удивленно брови, словно раздумывая, что бы это могло значить.

— Почему? — насторожилась я.

— Не знаю. — Баба Зина стиснула рукой подбородок и сквозь пальцы медленно произнесла: — Обещай, что будешь молчать, как рыба об лед.

— Обещаю.

— Понимаешь, мужчины не очень-то склонны к тому, чтобы делиться своими проблемами. Но тут я случайно услышала его разговор с неким Артуром по телефону… Ты не знаешь Артура? — внезапно спросила она меня.

— Ну… Я знаю одного, но, может, это не тот.

— Неважно, — махнула баба Зина рукой. — В общем-то Артур тут ни при чем. Он просто сообщал Артуру, что вынужден будет уехать в Германию, а когда вернется, не знает.

— Зачем? — полюбопытствовала я.

— Там, как мне показалось из разговора, живет компаньон Леши по бизнесу, и Леша узнал, что тот крутит какие-то махинации… Дело очень серьезное, — раздумчиво произнесла баба Зина. — Хотя… Может, я чего и не поняла…

— А потом… — Я тревожно посмотрела на уже отвернувшуюся от меня женщину. Баба Зина энергично терла дверцу бельевого шкафа и, казалось, не слышала меня. Я повысила голос: — А потом он вернется?

— Да не волнуйся ты. — Баба Зина мягко улыбнулась, оглянувшись на меня. — Куда он от тебя? Он же тебя любит! Не видишь, что ли?

— Конечно, любит, — усмехнулась я, недоверчиво пожимая плечами. — Лицемер ничтожный! — вдруг вспылила я.

Баба Зина снова подошла к открытому окну и стряхнула пыль с тряпки. Она никак не отреагировала на мою вспышку гнева, и я чуть спокойней сказала:

— Знаете, сколько я ему гадостей наговорила?

Ответа не последовало, и я, тяжело вздохнув, присела на краешек кресла. Мне стало бы легче, если бы я поделилась с бабой Зиной своими сомнениями и переживаниями, но не хотелось вести эти разговоры за спиной Леши.

— Давайте выпьем, черт побери! — вдруг предложила я и подошла к бару. — Виски? Водку? Джин?

— Джин. С тоником! — азартно воскликнула баба Зина и бросила тряпку на полочку. — Как в кино!

Я налила в бокалы джин, и мы быстро выпили его, я тут же налила еще. Мы снова выпили, и я снова наполнила бокалы, из того же бара я извлекла пачку тонких длинных сигарет, даже не посмотрев, как они называются, и предложила закурить бабе Зине. Аккуратно вынув из пачки сигарету, я погрузилась в кресло и медленно задымила.

— О! Ты умеешь курить? — весело удивилась баба Зина. Она начала пьянеть, и это было очень заметно по ее лицу. Глаза ее заблестели, щеки покрылись румянцем. Она выбежала на кухню и принесла оттуда бутерброды, пару апельсинов и открытые рыбные консервы.

— Печень минтая, — прочитала я, выпуская прозрачные струйки дыма.

— С ментолом, — прокомментировала баба Зина свои ощущения.

До этого момента я курила лишь однажды, в раннем школьном возрасте, сидя с подружкой на шелковице. Задохнувшись тяжелым дымом «Верховины», после первой же затяжки я шлепнулась с дерева, словно переспелая ягода. Еле-еле откашлявшись и придя в себя, я решила, что эта попытка закурить — первая и последняя. С тех пор даже вдыхать табачный дым другого курильщика для меня было страшной пыткой.

Но сейчас я курила так легко, будто всю жизнь только этим и занималась. Так же легко я пила. Никогда до этого не пробовав по-настоящему спиртного, я никак не могла понять, что же чувствует человек в состоянии опьянения.

Я снова плеснула джин в бокалы и, смеясь, посмотрела на бабу Зину. Та, хохоча и корча рожи, рассказывала, как Леша «страдал» без меня:

— Как зверь! Он тебя бе-езумно любит, поверь мне, старой карге! Любит, и не сомневайся! — Она приблизила ко мне лицо и доверительным шепотом произнесла: — А если у него кто и есть, ты — плюнь! По хрену мороз! — Она рубанула в воздухе воображаемым топориком и безвольно откинулась на плюшевую подушку.

— Ирочка-а, — жалобно пробормотала она, — я, кажется, пьяная… А ты?

Я отрицательно покачала головой. Действительно, перед глазами у меня все было четко, и голова ясно соображала. Только ярость и обида, внезапно навалившиеся на меня, куда-то исчезли. Мне захотелось посмотреть на себя в зеркало и убедиться, что спиртное и в самом деле не подействовало. Я поднялась.

Комната взмывала вверх, и я неуклюже шлепнулась в кресло.

— О! А говоришь — нет! — Баба Зина самодовольно ухмыльнулась и погрозила мне пальцем, мол — пьяная-пьяная, знаем мы таких трезвенников!

Я улыбнулась, чувствуя, как мир вокруг меня преображается. В голове появился какой-то шум, в глазах поплыло, и я опустила веки, старательно вслушиваясь в бормотание бабы Зины:

— Каждые три минуты спрашивал: «Не говорила, куда пойдет?» Я ему талдычу, что и не видела тебя, а он за свое: «Может, записку? Может, звонила?!» И как зверь по клетке: тудык-сюдык.

Сначала я решила, что это слова такие «тудык» и «сюдык», но потом поняла, что баба Зина икает.

Я еще раз улыбнулась, чувствуя, как губы мои растягиваются и пытаются что-то произнести помимо моей воли, и вдруг провалилась в тихий и глубокий сон.

Меня качало, качало, качало… Я плыла, вслушиваясь в шелест волн. Было хорошо и спокойно. Кто-то позвал меня:

— И-и-и-ра!

Я с удивлением подумала, что в этом безбрежном морском просторе не может быть никого. Только я и стихия. Я стала вертеть головой, чтобы понять, откуда исходит зов, но вокруг было темно, и только по плеску волн я понимала, что вокруг море.