Книга Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству - Николай Манвелов

По своей воле командир перешагивал комингс[234] кают–компании лишь в исключительных случаях — например, для проведения военного совета, который проводился исключительно в этом помещении. Был и другой вариант — для сообщения офицерам некоей важной новости — например, о рождении наследника престола либо объявления приказа о долгожданном возвращении из дальнего плавания на далекую Родину.

В чем же причина того, что главное лицо корабля исторически не входило в состав кают–компании?

Ответ довольно прост.

Кают–компания представляла собой замкнутую корпорацию в рамках корабля, куда допуск «чужим» был практически закрыт. Офицеры имели полное право критиковать командира (в границах, разрешенных уставом и старшим офицером), и никто не мог в этих пределах ограничивать это право.

Что же касается командира, то он в понимании этой корпорации офицером не был. Он был командиром, и этим было сказано все.

Добавим, что командир корабля не был даже «первым среди равных» — такими правами обладал все тот же старший офицер корабля. Но если сам старший офицер превращался в командира, то он и сам автоматически лишался права по своей воле появляться в кают–компании. Традиции Российского Императорского флота были незыблемыми.

Более сложным было положение в кают–компании адмирала и его штаба. С одной стороны, флагман был гостем на борту и имел полное право на почетное место в кают–компании. С другой стороны — он был обладателем собственного салона, и, следовательно, в состав кают–компании входить не мог и влияния на ее деятельность оказывать никакого права не имел. Поэтому в случае пребывания флагмана на корабле его взаимоотношения с кают–компанией обычно строились по типу командирских — приглашения на совместные обеды с офицерами, а в ответ приглашения на трапезу в адмиральский салон. Исключение было одно — наряду с «обычными» офицерами адмирал мог пригласить и очень часто приглашал командира корабля.

Как же выглядела кают–компания на различных кораблях? Для начала снова посетим корвет «Коршун»:

«Володя спустился в кают–компанию и подошел к старшему офицеру, который сидел на почетном месте, на диване, на конце большого стола, по бокам которого на привинченных скамейках сидели все офицеры корвета. По обеим сторонам кают–компании были каюты старшего офицера, доктора, старшего штурмана и пяти вахтенных начальников. У стены, против стола, стояло пианино. Висячая большая лампа светила ярким веселым светом».

На парусниках большего размера отличий в обстановке «офицерского собрания» практически не было. Вот, например, описание Гончаровым кают–компании фрегата «Паллада»:

«Он[235] привел меня в кают–компанию, просторную комнату внизу, на кубрике, без окон, но с люком наверху, чрез который падает обильный свет. Кругом помещались маленькие каюты офицеров, а посредине насквозь проходила бизань–мачта, замаскированная круглым диваном. В кают–компании стоял длинный стол, какие бывают в классах, со скамьями. На нем офицеры обедают и занимаются. Была еще кушетка, и больше ничего. Как ни массивен этот стол, но при сильной качке и его бросало из стороны в сторону, и чуть было однажды не задавило нашего миньятюрного, доброго, услужливого распорядителя офицерского стола П. А. Тихменева[236]».

Впрочем, первое время кают–компания показалась Гончарову не слишком уютной из–за ее соседа снизу — крюйт–камеры, где хранился артиллерийский и ружейный порох. Что же представляло собой это страшное место?

Прежде всего, его строго изолировали от других кают из–за повышенной пожаро–и взрывоопасности. Помещение было отделено от других частей корабля более чем пятидюймовым (130 мм) каркасом, который был обшит с двух сторон «в паз» 30–миллиметровыми досками. Затем наружные доски как следует промачивали насыщенным раствором квасцов и покрывали листами жести. Стыки тщательно пропаивались.

Внутри крюйт–камера обшивалась свинцовыми листами толщиной 1,6 мм; стыки также запаивались. Пол защищался жестью и свинцовыми листами. Поверх свинца шел толстый слой плотного войлока.

С остальными помещениями корабля пороховой погреб соединялся тамбуром и двумя дверьми, с грубошерстной шторой, которая препятствовала проникновению воздуха. Фонарь со свечкой внутри располагался вне камеры, причем стекло в фонаре было двойное. Имелась также система затопления на случай пожара.

Кают–компания эскадренного броненосца «Орел» состояла из четырех помещений.

Главной была, скажем так, «столовая зала», значительную часть которой занимал длинный обеденный стол, рассчитанный на 32 человека. 32–м был командир корабля, который занимал место напротив старшего офицера, сидевшего во главе стола. Чаще всего это место было не занято, ибо командир появлялся в кают–компании только по приглашению офицеров. Кроме командира, почетное место могло быть предложено и кому–либо из гостей судна, а также адмиралу, в том случае, если его приглашали посетить кают–компанию.

Часть стола, расположенная по левую руку от старшего офицера, называлась «кормой» и была наиболее почетной. Здесь были места старших специалистов корабля (старшего минного офицера, старшего артиллерийского офицера, старшего штурманского офицера, старшего судового механика), ревизора, а также других лейтенантов и старшего судового врача.

Справа сидели мичмана, священник, содержатели, а также офицеры военного времени — прапорщики по морской части и прапорщики по механической части. Эта часть именовалась «баком»[237].

В чем же причины таких названий для частей кают–компанейского стола? Здесь снова нужно вспомнить традицию, в соответствии с которой в корме исторически находились офицерские каюты, а в носовой части корабля — на баке — жили матросы и унтер–офицеры. Таким образом, рассадка за столом, по сути, копировала корабельную иерархию, но уже в масштабах кают–компании.

Добавим также, что никому другому и ни при каких обстоятельствах нельзя было занимать места старшего офицера, старшего механика и старшего штурманского офицера. Другие места были закреплены за каждым из офицеров корабля, но могли предоставляться и гостям при отсутствии хозяина.

Кроме стола и стульев, в «обеденном зале» располагалось шесть кресел, два дивана, книжный шкаф и неизменное пианино.

За поперечной переборкой находилось разделенное продольным траверзом почти пополам еще одно помещение, предназначенное для отдыха офицеров. Здесь стояли два журнальных стола и еще несколько кресел. Интерьер этого отсека дополняли две пары 75–миллиметровых «противоминных»[238] орудий, стоявших побортно.