Книга История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1 - Дмитрий Яворницкий

Побуждаемые тем же религиозным чувством, запорожские казаки два раза в каждом году мирного времени отправлялись пешком «на прощу», то есть на поклонение святым местам в монастыри: Самарский[665], Мотронинский, Киево-Печерский, Межигорский, Лебединский и Мошенский: в первый раз осенью, в сентябре и октябре, после обычных летних занятий – рыболовства, коневодства, скотоводства, овцеводства и звероловства, в другой раз перед постом на Масленицу; в последнем случае благочестивые паломники оставались в святых обителях весь пост до Пасхи и в течение этого времени говели, исповедовались и приобщались. Святость монашеской жизни и сознание всей суеты собственной жизни в Сечи заставляли многих казаков навсегда оставаться в этих монастырях[666] и даже уходить в именитые монастыри дальних стран, каковы – греческий Афон и молдавская Драгомирна, «где, – как пишет Скальковский в «Истории Новой Сечи», – большая часть монашествующих была от российского роду, наипаче же от православно именитой страны запорожской»[667]. Иногда же в монастыри притекали казаки по особо важным случаям, когда давали, например, обет послужить Богу и инокам за спасение своей жизни от явной смерти: так, в «Тератургиме» киево-печерского монаха Афанасия Кальнофойского, жившего в начале XVII века, рассказывается случай, как запорожцы, застигнутые однажды страшной бурей на Черном море, обратились с горячей молитвой к Богу об отвращении от них грозившей беды, за что обещали послужить несколько дней инокам святой Киево-Печерской обители и, когда опасность миновала, действительно сдержали свой обет, исполняя черные работы в монастыре в течение двух недель[668]. В силу того же религиозного чувства запорожские казаки старались держать себя как можно дальше от раскольников и жидов; оттого за все время своего более чем двухсотлетнего исторического существования они не знали в своей среде ни раскола, ни лжеучения и всячески старались об искоренении жидовского «зловерия».

Другие черты общей и частной жизни запорожских казаков дают много примеров истинно религиозной жизни их. Так, например, нигде с таким уважением не относились к духовенству, как в Запорожье: умный, образованный и благочестивый архимандрит Владимир Сокальский в самый решительный момент исторической жизни запорожских казаков, во время атакования Сечи русскими войсками в 1775 году, своим влиянием и авторитетом подействовал на них не поднимать оружия даже и против москаля: «Он хотя и недруг, но все же православной веры человек»; «Знав, пан отче, идо сказать!». В обыкновенное время усердие запорожских казаков к духовным лицам простиралось до того, что Кош не только содержал их на войсковой счет и не только щедро оделял, но даже особым ордером на имя Громадских атаманов приказывал раздавать овечью волну между семействами зимовчаков для пряжи ее на десятки и потом пряжу отсылать на сукно, как пишет Феодосий, «к одеянию в Самарском монастыре послушников и служителей, в нем находящихся»[669]. Постоянные посещения божественных служб и всяких славословий запорожскими казаками, особенно людьми преклонного возраста, богатые подачи инокам, частые отписывания казаками, ввиду близкой кончины, имуществ в пользу церкви и духовенства[670], в особенности же бесчисленные пожертвования и различного рода вклады, которые делали запорожские казаки в монастыри, сечевые и приходские церкви, русские и греческие обители деньгами, книгами, церковными облачениями, сосудами, иконами, крестами, хоругвями, плащаницами, привесками, золотыми и серебряными слитками, жемчугом, драгоценными камнями, дорогими тканями, богатыми кораллами – все это свидетельствует о большом усердии запорожцев к храму Божию и чтимым православной церковью праздникам. Так, в 1755 году Запорожский Кош, отправляя своего полковника в Москву за получкой царского жалованья, сделал ему поручение заказать московским мастерам серебряное паникадило 5 пудов весом, 2 аршина вышиной; за спешным отъездом полковника паникадило было сделано в Глухове за 3000 рублей, сумму громадную по тогдашнему времени, особенно если вспомним, что все жалованье войска определялось тогда 4660 рублями; об этом паникадиле запорожцы писали гетману Кириллу Разумовскому, что оно обошлось им «в немалой сумме» и просили его дать для перевозки его из Глухова в Сечь «для бережения на случай нападательства в пути» десять «оружейных» казаков[671]. В 1774 году Запорожский Кош для начальника сечевых церквей, Владимира Сокальского, возведенного по воле императрицы Екатерины II в сан архимандрита, сделал дорогую митру, наперсный крест и определил выдавать ему 300 рублей ежегодного жалованья, что составляло на наши деньги до 3000 рублей; а через год после этого запорожские казаки хлопотали о том, чтобы «устроить в своей Покровской сечевой церкви золотые сосуды, искуснейшей и великолепнейшей работы», подобно сосудам в Киево-Печерской обители. Не совмещая представления о величии божественного храма с простой деревянной церковью в Сечи, запорожские казаки решили было построить в своей столице каменную церковь из мрамора и тесового камня, взятых ими на развалинах старых мечетей татарских городов, но не суждено было тому исполниться вследствие падения самого Запорожья. Усердие запорожских казаков к храмам Божиим и благотворительности простиралось далеко и за пределы их вольностей. Так, в киевском Межигорском монастыре запорожские казаки содержали за свой счет больницу и шпиталь[672]. Последний кошевой атаман Петр Иванович Калнишевский на собственный кошт построил каменную церковь, во имя Петра и Павла, в Межигорском монастыре в Киеве и деревянную церковь в украинском городе Ромнах. Тот же кошевой, по обету, посылал вклады в церковь Гроба Господня в Иерусалиме – чаши, дискосы, лжицы, звездицы, все сделанные из серебра, снаружи позлащенные. Войсковой судья Василий Тимофеевич соорудил на собственный кошт церковь во имя святого великомученика Пантелеймона в Киеве, на Подоле Межигорского дворца, и на собственный же кошт содержал ее. Другие казаки делали вклады церковными вещами в тот же Межигорский монастырь; так, кошевой Иван Белицкий и какой-то запорожец Василий пожертвовали два серебряных напрестольных креста, а Федор Лантух принес в дар, в 1763 году, книгу Минеи[673]; казаки Софрон и Тимофей Острый пожертвовали, в 1769 году, два серебряных креста с соответственными на них надписями[674]. Киевский митрополит Арсений Могилянский, в 1762 году, особой грамотой благодарил запорожских казаков за усердие к храмам Божиим в Киеве и просил позволения собирать милостыни между запорожцами на благолепие храма Св. Софии Киевской. Иеромонах Григорий Св. Афонского монастыря приносил благодарность Кошу за «многие милости» и извещал о благополучном возвращении своем из поездки по запорожским местам на святую гору. Архимандрит Константин «царской и патриаршей» греческой обители выражал глубокую признательность запорожским казакам за присылку ими церковной утвари, облачений и 2500 рублей денег на монастырские нужды[675]. В 1774 году, накануне падения Сечи, запорожцы послали архимандриту Межигорского монастыря, Иллариону, богато убранную, по малиновому бархату, митру[676]. Кроме перечисленных примеров, почти каждый из простых казаков, или избавившись от смерти на войне, или излечившись от болезни дома, делал посильный вклад в храм Божий серебряными крестиками, кружками, кубками, чарками, а более всего – металлическими подобиями сердец, рук, ног, глаз, одним словом, всем тем, чем страдал больной человек; эти изображения навешивались, при помощи цепочек или ленточек, на различные образа в церквах и монастырях и в бесчисленном множестве сохранились до нашего времени. Кроме того, всякий умиравший казак, если он имел икону, медаль, слиток золота, серебра и т. п., все это отписывал на церковь и завещал вешать на иконостасе в избранном им самим месте.