Книга Рондо - Александр Липарев

Наверняка, где-то недалеко веселились чертенята, радостно потирая волосатые ладошки.

Во второй половине дня накрытый стол, вокруг которого собрались гости, утверждал, что сегодня всё-таки праздник. О нём и шла речь.

– Ты вспомни, как нас в пионеры принимали, – говорил Митя отцу своего крестника. – Это ж такое событие для нас сопляков было! На всю жизнь в памяти осталось. Разочаровал меня этот поп: тра-та-та, как из пулемёта. Без выражения, слова в бороде застревают. Какой-нибудь замшелый парторг на собрании заборостроительного завода тоже в пустоту, тоже бессмысленные фразы, но у него, по крайней мере, слова понять можно.

– Выходит, коммунисты свою религию вдалбливают более грамотно…

– А разве у коммунистов религия? – удивилась крёстная мать, ставшая теперь Мите кумой. – Почему?

– Здрасьте, пожалуйста! – вскинул брови молодой папаша. – А что же оно ещё такое? Почему? Потому что и там, и там всё держится не на знании, а на вере. Церковь сулит светлое будущее и партия сулит то же самое. А что мы знаем о будущем, чтобы судить о нём? Ничего.

– Христианство и марксизм – это две разновидности опиума для народа, но в разных упаковках, – подал голос крупный, похожий на генерала или министра мужчина в светлом костюме, чёрной рубашке и сером галстуке.

– Тогда объясните мне, что вы вообще понимаете под религией? – не унималась Митина кума.

– Суть религии в надежде на то, что когда-нибудь потом будет лучше и даже просто очень хорошо, – ответил Митя. – Эта мысль упакована в какое-нибудь обоснование и украшена легендами, ритуалами, молитвами или лозунгами. Вот это всё вместе и есть религия. У населения такая надежда всегда пользуется спросом.

– Ну и почему опиум? Что в этом плохого?

– Плохо то, что цель неочевидна, – взялся объяснять молодой отец. – Никто не знает, живёт ли душа после смерти, нужно ли её спасать? Что по этому поводу священники говорят, я знаю, но это всего лишь слова. У коммунистов учение о перерождении общества. Возможно бесклассовое общество? Сможет оно прокормиться за счёт бескорыстного труда. Неизвестно.

Митя добавил:

– Плохо то, что и партия, и церковь считают себя всегда и во всём правыми. Если в структуре общества есть такой элемент, который ведёт себя так, как обладатель истины в последней инстанции, это просто опасно.

– Мне кажется, вы говорите не о той вере, – раздался тихий мужской голос с дальнего конца стола. – Верить в Бога – это не значит иметь пустую голову. Вера идёт от сердца. Она не просто так рождается. Можно сказать, что это просветление, дар. Во всяком случае, чтобы обрести веру, необходимо определённым образом настроиться. Чтобы браться о ней рассуждать… А так, в суете… между делом…

«Нехорошо. Этот человек верующий, а мы тут такого наговорили…»

– Да, вы правы, – отец крестника, в отличие от Мити, ни капли не смутился. – Вера идёт от сердца, но при этом голову всё-таки приходится отключать. Знаете, сколько существует способов доказательства теоремы Пифагора? И все они приводят к одному и тому же результату. А в учения о неизбежности наступления коммунизма и о спасении души можно только верить, обдумывать, доказывать их нельзя. Иначе – или костёр инквизиции, или колымские лагеря. А происходит это потому, что теорема Пифагора не пострадает от того, что её начнёт обдумывать хоть всё население планеты, а религиозные учения рассыпятся. Человеческие головы так устроены, что они не могут думать о недоказуемом одинаково.

– И виноваты в этом не Бог и не вера в него, – подхватил генералоподобный мужчина. – И разговор, как я понял, тут совсем о другом. Речь о людях, которые подсовывают нам богов и следят, чтобы мы верили правильно, о том, что, сколько богов не меняй, суть религиозных учений всегда одна и та же.

– Если вы говорите, что партия – это всё равно, что церковь, то в церкви – святые, молитвы… – подключилась к спору Лена.

– Правильно, – стоял на своём папаша крестника. – А двуединый Маркс-Энгельс – это что, не бог? А Ленин – пророк его? И молитвы есть: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Чем тебе не заклинание, не молитва? И здесь большевики разумней поступили. Даже короткий текст «Отче наш» с одного раза не запомнишь, А «Слава КПСС» – коротко и ясно и на каждом заборе повесить можно.

– Как-то это… непривычно, – продолжала сомневаться Митина кума.

– Ну почему же? Параллели видны невооружённым глазом, – поддержал Митя. – Парторги – те же попы, каждый свой приход обслуживает, на путь истинный паству направляет. В райкомах сидят епископы. Есть и мученики за веру: жертвы революции и гражданской войны. Всё так. И каждая из этих религий может похвастаться большим количеством по-настоящему добрых дел, но и списки их мерзостей тоже не малые и перечни сотворённых глупостей…

– Вот почему советская власть ополчилась на церковь – конкурента душит, – прозрела Митина кума.

– Да, вера против веры, идеология против идеологии.

– Ну, хорошо, что хоть один человек о добрых делах вспомнил, – маме крестника застольная критика, судя по всему, не нравилась.

– Ну и кто хочет, пусть верит, а кто хочет – думает, – наметила путь к компромиссу кума.

– Пусть, – согласился отец крестника. – Но вспомните, сколько из-за христианской и коммунистической идей жизней загублено. Собственно, не из-за идей, а из-за требования верить в них и следовать им. И церковь, и партия лишают человека права рассуждать, искать свои выводы. У одних думающий – это еретик, отступник, у других – уклонист, оппортунист и, пёс его знает, какие ещё клейма не напридумывали. И те, и другие требуют беспрекословного подчинения.

– Только я не согласна, что большевики превзошли служителей культа в пропаганде своей идеологии, – тихо заговорила бабушка Митиного крестника. – В чём-то, возможно, и превзошли, но в главном – нет. Церковь обещает вечное блаженство каждому спасшемуся, а большевики – будущим поколениям. Для простого человека это не одно и то же. Потом, я, правда, точными цифрами не располагаю, но сдаётся мне, что павших за веру меньше, чем сложивших голову из-за коммунистической идеи. Церковь менее кровожадна, она убивала на протяжении многих веков, но понемногу. А коммунисты за короткий срок скосили миллионы. Если позволите, – продолжала бабушка, – я дополню ваш ряд аналогий. Инквизиция и ЧК-КГБ. Знаете ли, ведь инквизиторы, в большинстве своём, не были садистами. Они искренне верили в то, что им вдолбили: душу обременённую бесами можно спасти лишь с помощью огня, подвергнув плоть сожжению. Они верили, что спасают души. И у нас множество мальчишек, что вынуждены были стать вертухаями, верили, что в лагерях сидят враги народа. Я не уверена, что сегодня они избавились от этого убеждения.

– Твоя мама сидела? – тихо спросил Митя.

– Полтора года. Гад вовремя сдох.

– Ох, всё вам не так, – вздохнула Лена. – Люди верят и верят искренне. На этом свете жизнь – не сахар, так не надо отнимать у них надежду, что им на том будет лучше. И в коммунизм некоторые верят искренне.