Книга За пеленой надежды - Барбара Вуд

— Когда Джейсон умер, — продолжил он, — я пережил еще большую потерю. Мне это удалось с большим трудом. Я думал, что на этот раз не выдержу. И, когда я понял, что творю с собой, убивая себя горем, я вспомнил тебя, твою заботу о моем сыне и те две недели, которые мы оба провели рядом с Джейсоном.

Теперь ветер стал неистовым. Сквозь деревья донесся смех. Гостям и музыкантам пришлось покинуть террасу. Вдалеке мерцал свет. Гаррисон еще крепче сжал плечи Мики, словно боясь, как бы ветер не отнял ее у него.

— Я не могу допустить новой потери, Мики, — решительно сказал он. — Я должен знать сегодня, сейчас, какие чувства ты испытываешь ко мне, есть ли надежда, что у нас что-то получится вместе. Останешься ли ты со мной и не уйдешь ли? Если нет никакой надежды, нам лучше расстаться сейчас, пока у меня еще хватит сил на это.

Не успела она ответить, как ветер оторвал ветвь пальмы и швырнул ее на землю в нескольких дюймах от того места, где они стояли. Оберегая Мики, Гаррисон обнял ее. Огромные, похожие на уши слона листья извивались в порывах жестокого ветра. Вихрь поднимал цветы и гравий. Рядом посреди деревьев раздался треск. Мики спрятала лицо на груди Гаррисона и в его крепких объятиях чувствовала себя в безопасности. Ветер пытался сбить их с ног, но Гаррисон твердо стоял на ногах. Мики прижалась к нему. На этот раз было приятно чувствовать себя уязвимой, позволить кому-то другому проявить силу и смелость. Мики десять лет надеялась только на себя, ей приходилось быть смелой, бороться, каждый день собираться с новыми силами. Но теперь Гаррисон будет ее опорой. Он станет ей поддержкой и безопасной гаванью.

Они долго стояли так в саду, Гаррисон заслонил ее от ветра, прикрыл ее своим крепким телом, а Мики прижалась к нему, обретя в нем любовь и заботу.

Упали первые капли дождя, теплого тропического дождя, и тут же туманом поднялись с глинистой земли. Наконец Мики подняла голову, прижалась к его щеке и произнесла ему на ухо:

— Гаррисон, поедем домой.

Вечеринка все еще не затихала в стенах особняка, оркестр теперь устроился в большом танцевальном зале, а окна и двери закрыли под натиском все усиливающегося ветра. Мики и Гаррисон протискивались сквозь веселую толпу, держась друг за друга, словно боялись, как бы не порвалась связующая их нить. Пробравшись к вестибюлю, оба оказались в небольшом заторе: некоторые из гостей пытались выйти со взятыми в долг зонтами, в то время как из дождя навстречу им двигался поток вновь прибывавших гостей.

Потребовалось несколько минут на вызов лимузина Гаррисона, и эти минуты тянулись бесконечно. Влюбленным не терпелось добраться до Коко-Хед, где они могли остаться наедине. Щеки Мики пылали румянцем, зеленые глаза сверкали, словно изумруды. Рука Гаррисона властно обвила ее талию с такой силой, что было понятно: больше он ее не отпустит.

Мики не могла поверить тому, что происходит: слишком невероятным, почти фантастичным все казалось! Однако все это случилось наяву: ее мечты сбывались, жизнь теперь обрела смысл.

Неужели она наконец-то обретет долгожданное семейное счастье!

Гаррисон старался ничем не выдать волнения, взял Мики под руку и повел к машине.

Влюбленные торопливо спускались по ступенькам к лимузину, дверцу которого придерживал шофер. Мики спрятала лицо от ветра и дождя, уткнувшись в плечо Гаррисона, и поэтому, грациозно скользнув в лимузин, не заметила, как из машины позади них вышел Джонатан Арчер собственной персоной, только что прибывший на бал.

Часть пятая

1980

28

Мики перестала писать, чтобы полюбоваться видом, открывавшимся с веранды, на которой она расположилась.

Ноябрь на Гавайях приходится на сезон, какого не встретишь ни в одной другой точке Земли. На острове Ланай, особенно на заросшем буйной растительностью мысе, где стоял Пукула-Хау, этот месяц был поразителен. Казалось, будто сам Бог кистью разрисовал небо фантастическими голубыми и светло-лиловыми цветами, такими яркими, что они почти ослепляли и создавали панораму, казавшуюся нереальной.

Мики впервые увидела Пукула-Хау два с половиной года назад, когда Гаррисон привез ее сюда, и потеряла дар речи. Дом представлял собой совершенной формы белый драгоценный камень в оправе из изумруда и нефрита, шедевр с белыми колоннами и слуховыми окнами. Норфолкские сосны и плачущие баньяны окружали особняк, наделяя его колоритом вечности. Особняк звали Пукула-Хау по той причине, что так семьдесят лет назад гавайцы на свой лад окрестили Батлер-Хаус.

Этим осенним утром Мики, оберегая чувствительную кожу от солнца, расположилась в тени красного жасмина у холма, с которого открывался вид на ковер, покрытый серебристо-зелеными ананасовыми полями, пальмовыми рощами, кремового цвета слоеными облаками и зелено-голубым океаном. Позади нее гора наклонно поднималась к неровной, покрытой зеленью вершине на высоте трех тысяч футов. Это был старый Ланайхейл, угасший вулкан, с вершины которого в такой день, как этот, видны соседние острова Молокай, Мауи, маленькие Кахулоу, Оаху и Большой остров.

По заведенному обычаю Мики завтракала, сидя за столом с плетеными ножками. Она пила чай «Эрл Грей», ела кружочки свежих ананасов и гренки с тонким слоем масла. На стеклянной поверхности стола лежали записи о пациентах. Они предназначались доктору Кеплеру, который заменит ее в клинике на время отсутствия.

Мики ждала, когда ее отвезут в аэропорт Ланай. Жизнь на этом острове, расположенном в шестидесяти милях от Гонолулу, не причиняла ей неудобств с тех пор, как она переехала сюда более двух лет назад. По утрам и вечерам она совершала получасовой полет на самолете Гаррисона, а если приходилось иметь дело с пациентом в критическом состоянии, то оставалась на ночь в Коко-Хед. Сегодня самолет перенесет ее в Гонолулу, откуда она полетит дальше в Сиэтл. В Сиэтл к Рут.

Мики налила в чашку немного чая и добавила ложку меда.

Через несколько часов она встретится с Рут. Все свои надежды Мики возлагала на эту встречу.

Последние два года с Гаррисоном казались почти сном — настолько они были прекрасны. Они вместе жили в этом доме и страстно любили друг друга. Множился список удачных фильмов, в которые он вложил инвестиции. Мики преуспевала в медицинской карьере. Разве можно было желать лучшего?

Она почувствовала, как душу пронизал холодок. Впервые она ощутила его почти год назад и сейчас не находила покоя. В совместной жизни, казавшейся во всех отношениях идеальной, появился один изъян: у них не было детей.

Сначала этот вопрос их не занимал. Временами они предавались то нежной, то бурной любви, свойственной новобрачным, и не задумывались о детях. Оба просто любили друг друга, ибо это было естественно и приносило огромное физическое и эмоциональное удовлетворение. Затем каждый месяц как бы невзначай возникали вопросы, и оба подтрунивали на тему «а что если» или «как было бы хорошо, если бы», после чего росли ожидания, надежды… Разочарование углублялось с каждым разом, а сама эта тема переходила от радостных предположений к неподдельной озабоченности.