Книга Тайна девичьего камня - Майкл Мортимер

Лассе немного поворчал, все сидели тихо, пока его дыхание опять не успокоилось.

— Сколько еще до Хапаранды?

— Чуть больше пяти миль.

— И сейчас… без десяти шесть. Он еще не вышел на связь?

Долли взяла свой мобильник.

— Да, вышел. Подождите, вот что он пишет: Рядом с ИКЕА, когда они откроются.

Лассе кивнул самому себе.

— Значит, ИКЕА в Хапаранде?

— Конечно. Настоящая приманка для туристов.

— Хорошо. А ему можно доверять?

— Если ему заплатить.

Лассе повернулся.

— Можно я еще раз взгляну?

Ида немного отклеила пластырь и показала большой палец, сама не глядя на него.

Глаза Лассе расширились, он быстро сделал глубокий вздох и попытался приклеить пластырь обратно. Ида помешала ему и посмотрела на палец.

Рана раздулась, маленький розовый шарик слизи распух и беззвучно растекался по коже.

Лассе сглотнул.

— Кстати, а у тебя осталось Маринино удостоверение?

— Да.

— Хорошо. Мы должны попасть первыми в поликлинику. Если они открываются в семь, персонал наверняка приходит на четверть часа раньше, а может быть, еще раньше. Сейчас мы поедем туда и станем ждать, и как только кто-то придет и откроет, мы пойдем с тобой в регистратуру.

— Если мне следует знать что-то еще об этой ране, буду рада, если ты мне об этом расскажешь, — произнесла Ида. — Ты что, думаешь, ДНК чаек попала мне в кровь?

Лассе выругался, пожал плечами и обвел глазами окрестность.

— Не надо беспокоиться. Все образуется. Но это не совсем обычная рана, как я уже говорил.

Долли завела машину, и они выехали из рощицы на лесовозную дорогу, а через несколько минут опять свернули на большую трассу. Над дорогой по-прежнему висела темная дымка.

В остальной части Швеции, подумала Ида, скоро взойдет солнце, но только не здесь, где тьма рассеивается только на несколько часов в сутки в середине дня.

Эта рана, меня ждет то же самое, что случилось с тем парнем в «тойоте»? И Лассе ничего не говорит, чтобы не пугать меня?

— И нелегально переправлять людей через границу для него привычное дело? — обратился Лассе к Долли.

Пока Долли отвечала, Ида почувствовала, как ей тяжело глотать и что у нее по щекам опять текут слезы.

Граница?

Сколько будет длиться это путешествие? Мы действительно уедем из Швеции?

Она выглянула в окно и увидела, что горные склоны становятся все более пологими и редкими, а вся местность — равнинной.

Мы направляемся на побережье — в Хапаранду — и скоро будем на месте.

Институт теоретической физики, Копенгаген, 29 сентября 1943 г.

Нильс и Харальд Бор сидели по обе стороны письменного стола. Нильс с зажженной трубкой в руке, а Харальд в галстуке, неплотно завязанном вокруг воротника рубашки.

На подложке из светлой толстой кожи стояли три раскрытые коробки, а рядом — маленькая черная докторская сумка.

В руке Нильс держал медаль с текстом АЛЬФ. НОБЕЛЬ, на которой было выгравировано имя: МАКС ФОН ЛАУЭ.

— Мы должны все сделать как можно скорее, — сказал Нильс.

— Когда ты получил сверток?

— Три дня тому назад, его прислали прямо из Берлина. Нацисты явно начали конфисковывать еще больше золота. На прошлой неделе они издали новый закон, согласно которому отправка золота из Германии приравнивается к измене родине.

Они немного призадумались.

— Если бы на медали не было имени Макса…

Нильс машинально посмотрел в окно, на редкий поток машин вдоль улицы Блегдамсвеген.

— Медаль сделана из массивного золота. Если бы немцы забрали наш институт и нашли это, Максу бы не поздоровилось. И может быть, нам тоже.

— Предлагаю, — сказал Харальд, — зарыть медаль в саду Карлбергстредгорден.

Нильс задумался.

— А если ее кто-то увидит? И отроет?

Они опять замолчали.

— Самое лучшее попросить кого-то из лаборатории переплавить ее, — спокойно сказал Нильс.

Наконец Харальд пробормотал, что согласен.

— А как быть с остальным?

Они потрогали длинное жемчужное колье и пару тяжелых камей с мифологическими мотивами из жизни богов.

— Не знаю, — сказал Нильс. — Полагаю, это его наследство. Или его жены.

— А это?

Харальд взял черно-серый камень с несколькими обрамляющими его сапфирами и слегка переливающимися узорчатыми линиями на твердой темной поверхности. Он взглянул на него.

— Довольно необычная вещь. Это произведение искусства?

— Нет. Очевидно, какой-то геологический объект, — ответил Нильс. — С виду очень интересный. Я мог ее неправильно понять, но жена Макса упомянула что-то о том, что этот камень может быть радиоактивным.

Харальд постучал кончиками пальцев о столешницу.

— Почему он должен быть радиоактивным?

— Не знаю. Я попросил ассистента Хаммера сделать первое исследование. Я еще не успел посмотреть результаты, отчет лежит где-то здесь…

Он начал рыться в кипе бумаг на столе, а Харальд тем временем рассматривал серо-черную горную породу и драгоценные камни, сверкающие необычайно ярким светом.

— Но что это такое?

— Я уже сказал, что еще не читал результатов проб Хаммера. Подожди, думаю, что…

Он продолжал рыться в кипах бумаг.

— Вот оно!

Он достал несколько бумаг и стал просматривать текст на самой верхней.

— А от Макса нет никакого письма? — спросил Харальд.

Он стал искать во всех коробках, но не нашел ничего, кроме бархатной ткани и обивки. Тем временем Нильс стоя читал отчет, все больше хмуря брови.

— Странно! — сказал он и прочел вслух: «Согласно первым исследованиям камень представляет собой уникальный металлический элемент, который, судя по всему…

Он замолчал и поднял глаза на Харальда.

— Я должен прочесть это сразу.

Харальд потрогал коробку из-под камня и взвесил ее на ладони.

— Похоже, коробка сделана из свинца.

Их взгляды на мгновение встретились.

— Сейчас ты просто не успеешь, — сказал Харальд и посмотрел на настенные часы, показывавшие без нескольких минут четыре.

— Почему это? — нетерпеливо спросил Нильс.

— Гют.

— Ах да.