Книга Дефолт - Инна Тронина

Марьяна выпила ещё виски, запустила в волосы тонкие пальцы. Оксана и Кира перебой пытались её успокоить. Толян, лёжа на койке, остановившимися глазами смотрел в потолок – ловил кайф. Во дворе лаяло несколько собак.

– Здесь я с середины сентября. Чтобы не жрать даром хлеб, мы работаем. Печатаем фальшивые акцизные марки на спиртное и сигареты. Это тоже хозяину доход приносит. Ну, и кассеты с порнухой упаковываем, как полагается. Мы старались, думали, что он станет добрее. А Виктор особенно меня ненавидит – за отца. «Гад, вместо того, чтобы Родину защищать, в щель забился. Он из тех, кто с любой властью во всём согласен. Всё терпит, и потерю дочери вытерпит!» Представляете? Что Виктору-то нужно, он ведь очень богатый, не с хлеба на воду перебивается. За что власть ругает? – Марьяна опять жалобно всхлипнула. – Пробовали мы доллары на станке выпустить, но не получилось, бросили. Перешли на продуктовые штрих-коды. Много мы, конечно, не знаем.

Марьяна прислушалась к шуму сосен за окном, плотнее завернувшись в ватник.

– Но Кира права – Виктор свои дела в России сворачивает. Навредил, говорил, экономике ЭТОЙ страны достаточно. И мы ему в качестве работников больше не нужны. А если так, то времени на ожидание выкупа у него больше нет.

– Да замочит он нас, в натуре. А трупы сожжёт вместе с домом. Заодно от улик избавится, – хрипло сказал Толян, продолжая изучать потолок. – Какие-то ещё шансы оставались, а теперь – хана. «И никто не узнает, где могилка моя…»

Толян свисал с лежака, как тряпка. Шея уже не держала голову, но мысль работала чётко и ясно.

– Смыться никак не получится – две кавказские овчарки да трое охранников. И злые, суки, – все сектанты. То ли мунисты, то ли сатанисты. Нет ни одного, кто бы срок не мотал. Один, он как раз сейчас дежурит, участвовал в человеческих жертвоприношениях. Другой, тоже из Питера, ломом подпоясанный. У него родного брата в «Крестах» на «пальме» угробили. Так теперь Славику всё равно, кого мочить и сколько. За то, что брату к параше спуститься не давали и посадили почки, он готов трупы класть штабелями. Старосвецкий многих беспредельщиков вокруг себя собрал. Это одна и самых опасных группировок в Москве. И ты не верь, что тебя выпустят, – неожиданно обратился Толян к Оксане, и в голосе его зазвенело отчаяние. – Не выпустят, иначе всё это не позволили бы услышать! Знают, что ты уже никому ничего не расскажешь. Витя не такой дурак, чтобы слёзки ронять из-за Алкиной мамаши. Ему просто заманить тебя нужно было, и ты пошла за ним, как тёлка на верёвке. Он многих кинул и замочил – даже тех, которые никому не поддавались. Он и брата родного кончить хочет – за воровство по-крупному…

– Да помолчи ты! Ещё неизвестно, как всё сложится… – перебила Кира сердито, и Оксана стиснула её ладонь. – Ты же не в долгу, а это главное. То, что ты про нас расскажешь, Вите по барабану. Он «сделает ноги», и со своими баксами будет на Канарах загорать. Никто его оттуда не выдаст, и бояться нечего. Он сам говорит, что боится только стихийных бедствий и затаившихся в организме болезней, потому что от них не откупиться. Но тюрьма ему не грозит точно. Утром арестуют, а вечером освободят, и это в худшем случае. Так что не беспокойся. Оксана, ты не в его собственности. К тому же он не имеет права тебя мочить. Старосвецкий живёт по твёрдым понятиям – этого у него не отнимешь. Он бы прямо тебе сказал, что прикончит…

– Ну, надейтесь, надейтесь! Надежда умирает последней, – ощерил гнилые зубы Толян. Он раскинул руки в стороны, будто распятый на кресте. – Я тоже надеялся, что ВИЧ-инфекции у меня нет, и это – ошибка. Колоться-то и пыхать я стал после того, как понял – всё равно скоро в гроб. А когда-то учился в МИСИСе, хотел торговать цветными металлами. Все при мне – два языка, специальность. Но не сложилось. Женился на втором курсе. По залёту, но Ленку я любил и сейчас люблю. Врачи сказали, что будет сын. Но на «скорой» Ленку отвезли в ту больницу, где спидные рожают. И когда парень был ещё в ней, сделали укол. С него всё и началось. В два месяца наш Серёжка умер от пневмонии. Потом и Елена болеть начала…

– А она жива?

Оксана позабыла о мрачных пророчествах Толяна. Ей стало искренне жаль хамоватого, но, в сущности, доброго юношу.

– Жива, потому что Макс Виноградов деньги давал на лекарства. Я, когда институт бросил, подрабатывал у него ассистентом, – вместе снимали порнушку. Когда выяснилось, что я тоже заразился, он меня не прогнал. Может, я потому и живу, что пользовался импортягой разной. Мы с женой тонны всевозможных таблеток сожрали. Я понимал, что всё это в долг, но собирался вылечиться и начать зарабатывать, отдавать помаленьку. А Макс вдруг потребовал возврата всей суммы одномоментно. «И вот я здесь, под властью конвоира…» Который час? – Толян приподнялся на постели. – Без пяти двенадцать. Интересно, доживём ли до утра? Лену жаль, да и предков тоже. Они ведь так и не узнали, что я болен. Думают, что лишатся здорового сыночка, которому жить да жить. Успокоить бы их, да никак.

– Брось!

Оксана хотела, но не могла глотнуть виски. Она и сейчас не забывала, что находится при исполнении.

– Ты москвич?

– Ну, так! Набережная Новикова-Прибоя, у магазина «Легенда»; там живут мои родаки, сестра младшая. Если выйдешь отсюда, скажи им. Дескать, болен был Толян СПИДом, и потому ему не страшно оказалось умирать. Существовать без будущего куда противнее…

– Говори адрес! – Оксана обрадовалась неожиданной идее. – Все назовите адреса! Если выберусь, каждому напишу домой. Во всех подробностях объясню, как было дело…

– Улица Лётчика Пилютова…

Марьяна заговорила после того, как Оксана нацарапала в маленьком блокноте адрес Толяна и на всякий случай запомнила его наизусть. Назвав адрес родителей, Марьяна обмякла, будто сделала самое главное дело, ради которого жила на свете.

Кира была, как всегда, обстоятельна и сурова. Оксана боялась, что блокнот у неё найдут, а память подведёт. Тем более трудно было заминать что-то про Александровск-Сахалинский, где нужно было найти семью Цхаев, и потому попросила Киру повторить адрес ещё раз.

И в тот самый момент, когда Оксана спрятала блокнот глубоко под одежду, во дворе раздалась автоматная очередь. Погас фонарь под входом в дом, и залаяли собаки. Бревенчатое ветхое строение подпрыгнуло от грохнувшего взрыва, и с потолка посыпалась труха.

– Что там?! Кто это?..

Кира подбежала к окну, прижалась к стеклу носом, но ничего не смогла разглядеть в чернильной темноте. Молодой месяц ещё не родился, а звёзды были слишком далеки, и их свет не мог рассеять глухого мрака. От второго взрыва в их комнате вылетели стёкла, и немедленно внизу застрекотали автоматные очереди. За забором сорванными молодыми голосами ругались какие-то парни.

И Оксана поняла, что чудо свершилось.

* * *

– Менты, что ли?

Толян, держась за голову, подобрался к окну, которое белело облупившимися рамами и сверкало осколками стекла. Ветер носил по комнате снег, и на губах узников осели капельки. Они словно придали сил упавшим духом людям, и те почувствовали, что уже свободны. Вернее, почти свободы, и должны сделать даже невозможное, чтобы вырваться из плена.