Книга Год тумана - Мишель Ричмонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девочка проскальзывает в ванную, и я замечаю лиловый синяк у нее на талии. У меня перехватывает дыхание. Это обычный синяк, из тех, что дети получают каждый день, или кто-то ее ударил? Маленькая путешественница забирается в ванну и старательно сдирает обертку с мыла. Сажусь на край ванны, протягиваю ей губку и одновременно ищу глазами другие синяки. Слава Богу, больше ни одного.
— Детка, ты часто мылась?
Она начинает намыливать плечи. Грязь стекает ручьями.
— Тедди сказал, это не обязательно, потому что мы и так каждый день купаемся в океане.
— Ты плавала? И не было страшно?
— Сначала было, а потом нет. Тедди купил мне маленькую доску. Я научилась кататься. Это классно.
— Тебе нравится Тедди?
— Он ничего себе. А Джейн вредная.
— Как это?
Эмма жмет плечами:
— Вредная, и все. Все время орала на меня из-за ерунды. А иногда шлепала.
Меня переполняет гнев, и я стараюсь не думать о тысячах способов, которыми можно обидеть ребенка. Вместо этого пытаюсь сосредоточиться на красивом личике Эммы и на мыльной пене на ее плечах.
— Хочешь, вымою тебе голову? — спрашиваю я.
— Да.
Семилетняя купальщица вытягивается, закрывает глаза и погружается под воду. Проходит несколько секунд, и я вспоминаю — раньше Эмма терпеть не могла окунаться с головой и не умела задерживать дыхание. Когда уже собираюсь схватить ее и вытащить на поверхность, она выныривает и хватает воздух ртом. С плеч стекает вода, волосы облепили спину. Осторожно принимаюсь намыливать ей голову. Сначала малышка вздрагивает от прикосновения — инстинктивно, неосознанно, — а потом быстро расслабляется.
Пока Эмма лежит, откинув голову, меня немедленно посещает детское воспоминание. Крошку Аннабель мама купает в синей пластмассовой ванночке, берет мою руку и кладет на мыльный затылок Аннабель. У сестры мягкие волосы и кожа нежная как шелк. Мне было не более трех лет, но воспоминание такое отчетливое, как будто это случилось вчера.
Звонит телефон. Джейк радостно сообщает, что скоро прилетит, и просит отнести трубку в ванную; он хочет поговорить с Эммой.
Вот и все. Конец поискам. Конец кошмара. Но одновременно и начало — для меня и для Джейка, для Эммы. Для семьи, которой мы собирались стать.
Эмма снова погружается с головой и пускает пузыри. Наблюдаю за ней и понимаю, что нам придется знакомиться заново.
— Ты вся красная, как индеец, — говорю. — Готова вылезать?
Она встает и протягивает руки. Заворачиваю девочку в полотенце.
— Хочешь спать?
— Да.
— У нас нет ночнушки, но что-нибудь придумаем.
Сама закутываюсь в саронг, а Эмме отдаю свою футболку. Не слишком чистая, но сойдет. Эмма вскидывает руки, позволяя надеть футболку, а потом забирается в постель. Подтыкаю одеяло и ложусь рядом, наблюдая за тем, как она спит. Прикасаюсь к волосам, плечам, лицу. И все еще не верю. Я страшно устала, но не в силах заснуть. Не могу не смотреть на Эмму.
В два часа ночи звонит телефон.
— Эбби Мейсон? — спрашивает незнакомый голос.
— Да.
— Это Уиггинс. Получил ваше сообщение. Простите, что звоню так поздно.
— Вы даже не представляете, как я рада вашему звонку, — перебираюсь в кресло у окна и говорю как можно тише.
— Я сейчас в Гондурасе. Вернусь в Коста-Рику завтра утром. Ник рассказал вашу историю. Если честно, были сомнения, что найдете Эмму, но иногда случаются странные вещи, черт побери. Я связался с нашими людьми в Сан-Франциско, чтобы мне выслали портреты тех двоих. Они уже поговорили с отцом Эммы; сейчас ищут его бывшую жену. Расскажите, как вы нашли девочку. Видели похитителей?
— Нет. Но знаю их имена. Тедди и Джейн.
Рассказываю все с самого начала — выпаливаю уйму бессвязных фраз.
— Где, по-вашему, их можно найти?
— Вчера они были в Плайя-Эспадилья, но прошло уже много времени.
— Немедленно пошлю нескольких человек в Мануэль-Антонио. Завтра вам можно будет позвонить по этому номеру?
— В семь с Эммой едем в аэропорт встречать Джейка. А что будет потом, я не знаю.
— Утром пошлю кого-нибудь сопровождать вас в аэропорт. И потом, учтите, Эмма может отправиться домой в любое время, но вам придется задержаться в Коста-Рике на несколько дней. Может быть, на неделю. Когда найдем тех двоих, их необходимо будет опознать.
Не «если», а «когда». Уверенность Уиггинса покоряет.
— Спасибо, — говорю я. — Большое вам спасибо.
Меня будит нечеловеческий крик за окном — один, другой, третий.
— Обезьяны. — Эмма открывает глаза и потягивается. Ее смуглая кожа блестит от пота. Несмотря на кондиционер, жара просто удушающая. Ночью я несколько часов лежала без сна и смотрела на свою находку. В какой-то момент заснула, а теперь снова поражена невероятностью всего происходящего.
На часах четверть седьмого.
— Пора вставать. Едем в аэропорт.
— Сейчас?
— Да.
— Папа прилетит?
— Да.
Она устало смотрит на меня, как будто не в силах поверить.
Через двадцать минут в дверь стучат. Смотрю в глазок и вижу молодого человека — лет двадцати семи, яркой итальянской наружности.
— Кто там?
— Меня прислал Уиггинс.
Открываю дверь.
— Панико, — говорит парень и протягивает руку. — Майк Панико.
Он заглядывает через мое плечо в комнату, где стоит Эмма — босая, в том же вчерашнем грязном сарафане.
— А ты, наверное, Эмма.
Та кивает.
Панико улыбается.
— Теперь понимаю, почему тебя искало столько народу.
В аэропорте покупаю Эмме новое платье и сандалии. Платье слегка велико, сандалии немного малы, но наша модница делает пируэт и идет походкой фотомодели, как будто это самый замечательный наряд из всех, что ей доводилось носить.
Панико отводит нас в маленькую комнатку на втором этаже. В комнате только стол и четыре стула, привинченных к полу. На спинках двух из них — металлические обручи с замочными скважинами, и я понимаю, что эти стулья предназначены для преступников. Обшарпанные стены выкрашены в бежевый цвет.
Панико прикрывает дверь и опускается на колени, чтобы его лицо оказалось на уровне лица Эммы.
— Похоже, ты скоро будешь дома. Что сделаешь в первую очередь, когда вернешься?
— Съем гамбургер у Джо.
— Правильно, — говорит Панико. — В этой стране невозможно достать нормальный гамбургер.