Книга Единственная и неповторимая - Шейн Уотсон

— Так, Джуди. — Аманда дала ей бумажную салфетку и слегка дотронулась до своих глаз шелковым платком, который использовала в машине. — Вы отлично потрудились. Она была бы очень, очень довольна.

— То же самое сказал мистер Ворт. — Джуди высморкалась и засунула остатки салфетки себе в рукав. — «Джуди, — сказал он, — ни у кого не было такого чувства стиля, как у нее, но теперь это есть у вас». Он чудесный человек, всегда найдет правильные слова. О, ну вот. Легок на помине.

Николас мялся в дверях, потряхивая правой рукой, забинтованной в форме маленького мяча для регби.

— Подбородок Блюмфельда! — воскликнул он, взмахнув рукой, как болельщик. — Но все же это того стоило!

Аманда жестом указала Николасу развернуться и проследовала за ним в середину холла, цокая каблуками по каменному полу.

— Так, — сказала она, когда они отошли на достаточное расстояние от столовой, — я хочу, чтобы, когда я поднимусь, тебя не было в комнате, куда нас поселили.

— А… да. — Николас посмотрел на часы. — Только это не может подождать до чтения завещания? Мы не должны подниматься в комнаты раньше. Это одно из ее условий.

Аманда обдумывала сказанное пару секунд, оглядывая его с головы до ног, как будто пыталась оценить покрой костюма.

— Хорошо, — сказала она, — но сразу же после. Что ты хочешь, чтобы я сделала сейчас?

— Может быть, ты поговоришь с… э-э-э… Майком? Думаю, мы могли бы настаивать на том, чтобы они очень быстро сняли ужин. По-моему, с нас всех уже хватит этого, да?

— О да, совершенно верно. — Аманда обращалась к кончикам своих пальцев.

— Точно… Так что чем скорее мы с этим покончим, тем скорее перейдем к настоящему чествованию жизни и щедрости Эмбер. — Николас на секунду встретился с ней глазами, а потом быстро перевел взгляд на мяч-руку и внезапно начал водить ею туда-сюда, словно это была модель самолета.

— Я посмотрю, что смогу сделать… — сказала Аманда и проскользнула мимо него, позаботившись о том, чтобы задеть забинтованную руку.

— Нельзя идти в спальни. Это самое странное, да? И что же вы сделали, чтобы освежиться? — Леди Милли прислонилась к камину в библиотеке, по очереди указывая сигаретой на каждого, сидящего на диване.

— О, мне кажется, это из-за того, что мы всегда опаздываем, — сказал Эндрю. — Думаю, Николас просто хотел, чтобы все началось сразу же, как только все приедут.

— Ну, я не знаю. — Милли сделала долгую затяжку и бросила окурок в огонь. — А мы все уже здесь? Саймона нет?

— Нет, — Аманда посмотрела на Сэма, — он работает для журнала.

— Очень жа-а-а-аль. — Милли подмигнула Джеки. — Он просто божественный. — Она смаковала слово, как будто это была ириска со сливками. — Мне кажется, для того чтобы как-то развеселить нас на чтении завещания, нет ничего лучше ослепительного фотографа. Роджер тоже не приедет, проблемы с ногой. — Она понизила голос до театрального шепота: — Боже, само собой, мы не должны так это называть, это звучит, словно он раздражительный старый хрыч… хотя таковым он и становится. Пожалуйста, — широко раскинула руки Милли, словно проповедник по телевизору, — что бы вы ни делали, никогда ни за что не переезжайте за город! — Она театрально уронила руки, а потом закурила еще одну сигарету, затягиваясь так, словно это был эликсир жизни. — Что бы вы ни пытались делать… выбрасывать деньги на отопление, просить всех ваших самых быстрых на подъем друзей погостить… Все равно вы состаритесь в три раза быстрее, чем горожанин вашего возраста. Я имею в виду, в Челси у вас просто не появится подагра.

Часы на камине пробили пять; с последним ударом в дверях появился Николас, мячом-рукой давая им знак проходить в зал.

— Прошу вас, — сказал он. — Все готово.

Шторы в Солнечной комнате были опущены, и она освещалась только лампами. В середине стоял стол, окруженный креслами, с одной стороны — большой телевизор, рядом с которым сидел Дэйв. Он помахал им, когда они вошли, а потом продолжил протирать экран носовым платком.

Николас занял место во главе стола и взмахнул рукой;

— Садитесь, пожалуйста, как хотите. Итак… Мы собрались, как все вы знаете, чтобы услышать последнюю волю Эмбер Евы Ирен Бест, и я здесь исполняю обязанности душеприказчика. Моя клиентка настояла на том, чтобы содержание завещания не разглашалось до сегодняшнего дня, до пяти часов вечера ровно четыре месяца спустя после ее смерти. Она считала, что это время — достаточный срок, чтобы оплакать ее, и она горячо надеялась, что этот период позволит вам наслаждаться выгодой от ее… ухода… без сожаления. Оказанное мне доверие предполагало мою невозможность обсуждать любые детали, связанные с делами Эмбер, или природу моей вовлеченности в ее дела в каком бы то ни было случае, — он взглянул через стол на Аманду и кашлянул, — так что я, например, чувствую облегчение от того, что этот момент настал. Это необычное чтение завещания, оно заключается в том, что покойная сама сообщит свою волю при помощи записи, сделанной за несколько недель до ее кончины. — Николас указал на телевизор мячом-рукой, и сидящие вокруг зашептались. — Все, что сказано на пленке, которую вы сейчас увидите, будет исполнено, как только вы выразите свое согласие. Я подготовил бумаги на подпись каждому наследнику. — Он поднял стопку бумаг и передал их Лидии, сидевшей справа от него, чтобы она раздала их. — Это также необычно в том смысле, что, — Николас вращал забинтованной рукой, как будто подыскивая подходящее слово, — этот визуальный документ касается не только раздела имущества. Эмбер хотела, чтобы это была запись ее желаний, того, чего она хочет для своих друзей и семьи после своей смерти. — Губы Николаса задрожали, и он поднял забинтованную руку, прикрывая рот перед тем, как продолжить. — Доли имущества она индивидуально описала каждому, и все объясняется в письмах, которые ждут вас в ваших спальнях. Она также хотела, чтобы некоторые аспекты ее воли мы выслушали все вместе, а кое-что каждый узнал сам, и о них речь тоже идет в письмах. Мне остается только сказать, что для меня это был уникальный опыт… — он снова прикрыл рот, — и это была честь для меня. Теперь, если вы готовы, Дэйв, нажми, пожалуйста, кнопку.

Она поставила видеокамеру на стол в библиотеке так, что в кадр в основном попадало кресло, а ее профиль двигался туда-сюда и почти все время оказывался не в фокусе. Раз или два, когда она поправляла камеру, ее лицо увеличивалось, приближаясь к объективу, на несколько секунд словно разрезая гладь мутной воды, перед тем как снова погрузиться в темные глубины. Но ее голос узнавался безошибочно, этот изнеженный, хриплый полушепот, который был музыкальным сопровождением всех их жизней.

— Простите, — начала она, — вы же знаете, я не разбираюсь в технике. Так! Спасибо вам всем за то, что пришли, хотите — верьте, хотите — нет, но я с нетерпением ждала этого. — Она говорила так, словно речь шла об одной из вечеринок, которые она устраивала внезапно, просто начиная бросать одежду через перила, пока внизу не образовывалась куча блестящих вещей. Джеки заплакала. — Как мой душеприказчик сообщил вам, — Эмбер наклонилась в кресле и помахала пальцами в камеру, — это ты, Ник, Ник… Мы решили, что говорить сейчас о разделении моих вещей довольно грубо, так что это я сделала индивидуально для каждого. А видеозавещание посвящено мне. Я скажу вам, чего я хочу для всех вас на все те годы, во время которых меня не будет рядом. Понимаете, — ее голос смягчился и стал тише, так что Дэйву пришлось наклониться и прибавить звук, — если бы все было как раньше, я бы скорее всего ничего не стала говорить. Но действительно, когда человек умирает, он начинает видеть все очень четко. И правильное решение кажется просто поразительно очевидным. Конечно, вам не терпится. Вдруг потраченная вами энергия, время, проведенное не в тех местах и потраченное не на тех людей, окажутся крайне бесполезными. Так что простите меня, если вы находите все происходящее чересчур пафосным. Довольно смело так нагло вмешиваться в жизнь друзей, я понимаю. Но это прерогатива умирающего, и, честно говоря, думаю, самое меньшее, что вы можете сделать в этих обстоятельствах, — это быть ко мне снисходительными. — В камере что-то зашипело, потом белая вспышка, когда Эмбер запрокинула голову и улыбнулась. — Дэйв говорит: «Что я имею в виду, говоря об этих обстоятельствах…» — Ее голос на мгновение затих, она поднимала стакан с пола. — Мне нравится думать, что старая дружба достаточно сильна, чтобы выдержать и оправдать все это… Я записала, неплохо сказано, правда? — Она помахала перед камерой листом бумаги. — И про то, что мы не говорили вам… что я была больна… Ну… — она замолчала, откинулась в кресле и прислонила бокал к щеке, — в общем, есть много причин… но правда в том, что у меня просто не хватало духу. Для меня было лучше, чтобы вы до конца оставались друзьями, а не становились людьми, которые заранее оплакивают… Простите, если сейчас это кажется вам эгоистичным. Можете винить Дэйва, он был единственной поддержкой, которой я могла желать.