Книга Ядерное оружие Третьего рейха. Немецкие физики на службе гитлеровской Германии - Дэвид Ирвинг

Вирц вдруг с неудовольствием понял, каким незначительным был на самом деле их опыт работы с ядерными реакторами. Кроме того, до него вдруг дошло, что в ходе последнего эксперимента немецкие физики совершенно игнорировали элементарные правила безопасности. Вирц думал и о том, что ученые практически ничего не знали о значениях временных констант для ядерных реакторов, что сам их реактор явно недостаточно оснащен контрольными приборами. Будет ли достаточно поместить внутрь имевшийся у них кадмий для того, чтобы остановить реакцию, если она вдруг станет критической? Но все испытывали чувство гордости за то, что, как полагал каждый (не зная о чикагских опытах Ферми два года назад), впервые в мире немецким физикам удалось добиться цепной реакции урана. И это произошло еще до окончания войны.

ВЕСНА 1945 Г.: УРАНОВЫЙ РЕАКТОР ЛАБОРАТОРИИ В ХАЙГЕРЛОХЕ

На этом реакторе («В-VIII»), установленном в Южной Германии, немецкие физики в последний раз предприняли попытку получения критической массы. Кубы урана были опущены в корпус реактора, после чего его крышку плотно прикрепили к корпусу с помощью болтов. В центр ввели источник нейтронов, а затем поэтапно закачивали в реактор тяжелую воду. На каждом очередном этапе производились измерения уровня нейтронов на определенном расстоянии от центра корпуса реактора

Наконец, вся имевшаяся в распоряжении ученых тяжелая вода была закачана в реактор. Самопроизвольного роста числа нейтронов так и не удалось добиться, а это значило, что эксперимент провалился. На каждые 100 нейтронов, выделенных источником нейтронов внутри реактора, удалось получить на его поверхности всего еще 670. Это был лучший результат за все годы исследований, но этого было недостаточно. Позже физики-теоретики посчитали, что при том же строении реактора для того, чтобы добиться самопроизвольной цепной реакции, необходимо увеличить его размеры еще на 50 процентов. А это означало, что Гейзенбергу было необходимо где-нибудь отыскать еще 750 килограммов тяжелой воды и примерно столько же урана. Все это имелось в Штадтилме, всего в 300 километрах к северу.

Армии союзников теперь продвигались в глубь территории Германии как с востока, так и с запада. 22 марта Герлах вновь уехал в Берлин, где намеревался пробыть в течение одной недели для того, чтобы закончить последние дела по ликвидации столичного офиса и переезду в Штадтилм. Доктор Берке и оставшиеся сотрудники уже уехали туда. Еще раньше в Штадтилм были эвакуированы семьи ученых.

Герлах все еще был в Берлине, когда из Хайгерлоха поступили новости, которые ненадолго ввели всех в заблуждение. Сообщалось, что там построен реактор, на котором в самое ближайшее время будет получена цепная реакция. Герлах позвонил Росбауду и попросил его зайти. Росбауд прибыл в кабинет своего шефа примерно в час дня 24 марта и обнаружил, что тот очень взволнован. Герлах встретил Росбауда словами: «Реактор работает!» Позже Росбауд признался, что новость буквально оглушила его. Он спросил Герлаха, откуда тот знает об этом. Профессор ответил, что только что получил сообщение из Хехингена, в котором говорилось, что последние результаты полностью соответствуют теоретическим прогнозам. Росбауд резко перебил коллегу, заметив, что существует огромная разница между теоретическими положениями и практическими результатами. Он напомнил Герлаху о том, как много времени потратил Вош на практическое воплощение теоретических выводов Хабера. Но Герлаха невозможно было переубедить. Он был твердо уверен, что немецкие ученые уже через полгода проведут первые «химические реакции». Он твердил о необходимости эвакуировать исследовательский центр в резиденцию фюрера в Альпах. Росбауда неприятно поразила такая перемена с его другом и коллегой. Позже он сравнивал Герлаха с ребенком, которого невозможно было оторвать от его детских игр. В этом отношении люди науки и искусства очень похожи друг на друга: «Когда они увлечены какой-то идеей, они совершенно не замечают реальности».

Герлаху тогда казалось, что наступил день его триумфа: теперь никому не будет нужен бензин или, скажем, радий. Когда Росбауд непатриотично воскликнул: «Слава богу, что это случилось слишком поздно!» – Герлах не согласился с ним. Он заявил, что по-настоящему мудрое правительство способно осознать свою ответственность и воспользоваться плодами этого великого открытия для того, чтобы выторговать своей стране приемлемые условия заключения мира. Ведь теперь Германии было известно нечто, имеющее чрезвычайную важность, о чем не знали другие народы. И тут же сам поспешил добавить: «Но наше правительство нельзя назвать ни мудрым, ни имеющим чувство какой-то ответственности». Росбауд также помог развеять иллюзии коллеги: на месте наших врагов, заявил он, «я бы или уничтожил ученых, которые попытались бы торговаться со мной, ссылаясь на какое-то там великое открытие.

Либо я поступил бы еще умнее: упрятал бы их в тюрьму и держал там до тех пор, пока они не расскажут обо всем, что знают о реакторе и об атомной бомбе»[54].

К тому же, добавил Росбауд, существует немалая вероятность того, что и русские, и американцы тоже смогли существенно продвинуться в этом направлении.

28 марта профессор Герлах в последний раз покинул Берлин и отправился в Штадтилм. Там он узнал, что американские войска находятся уже совсем рядом. Все работы были прекращены. Ученые решили встретить свою судьбу вместе. Герлах той же ночью на машине отправился в Мюнхен. После короткой остановки в столице Баварии он поехал в Хехинген и Хайгерлох, где проходил последний эксперимент. Там он переговорил с Гейзенбергом, выпил кофе с Максом фон Лауэ и встретился с профессором Отто Ганом. В Хехингене он узнал от Гейзенберга, какие шаги тот намерен предпринять, чтобы, наконец, после долгих усилий, получить критический реактор. Всю эту наводящую скуку теорию необходимо выбросить ко всем чертям. Гейзенберг собирался забрать всю оставшуюся в Штадтилме тяжелую воду и весь уран. Кроме того, в дополнение к графитовому щиту он намерен использовать брикеты оксида урана, которые доктор Дибнер когда-то получил для своих экспериментов. Доктор Вирц, которому в последнем эксперименте было поручено наблюдение за интенсивностью роста числа нейтронов за графитовым отражателем, настаивает на том, что графит в качестве замедлителя ведет себя гораздо более эффективно, чем это отражено в выводах, сделанных четыре года назад профессором Боте.

На тот момент американских солдат от Штадтилма отделяло всего каких-то семь-восемь километров. 3 апреля Герлах приехал в Мюнхен и оттуда попытался связаться с коллегами в Штадтилме, однако безуспешно. Он записал в дневнике: «Радиосвязь с Тюрингией прервана, – и добавил: – На балконе зацвели все мои хризантемы». Герлах попытался связаться со своим персоналом через военных, и снова ему не повезло. Потом он решил отправиться в Штадтилм на машине, но обстановка не позволила ему сделать это. Постепенно все внутренние коммуникации Германии были парализованы. Герлах не мог связаться даже с ближайшим к Штадтилму крупным городом Эрфурт. 8 апреля он вновь обратился к помощи военных, но и тем не удавалось установить связь с севером Германии, даже с Берлином.