Книга Спасти дракона - Кирилл Кащеев

– Ну спасибо, – растрогалась Хортица. – Не очень верится, но бодрит. Если б еще крылья не болели. Интересное кино: Пенек такой тощий – и такой тяжеленный!

– Я не Пенек. – Пенек уцепился за складку шкуры и свесился с боку летящей Хортицы. – Вон… Сразу за той высокой сосной!

Завидев зазор меж кронами, Хортица принялась снижаться по спирали. Скрывающиеся под деревьями озерца были такими маленькими, что походили на чаши городских фонтанов, и располагались каскадом вдоль склона, перетекая из одного в другое. В верхнем вода была серой, как сумрачное небо, в следующем озере она становилась темнее, и так до самого нижнего, непроницаемо-черного, в глубине которого мелькали сверкающие, как драгоценные камни, рыбки, а на поверхности плыли изящные бледно-розовые кувшинки на ажурных зеленых листьях.

Под ветками ивы прятался сплетенный из ветвей старый шалаш. Ирка перекинулась и втащила Пенька на слежавшуюся моховую лежанку. На коричневых клочьях мха остались яркие пятна крови. Ирке уже случалось возиться с ранеными и пострадавшими… которых надо было закинуть на спину и дотащить до больницы, а там уже знали, что делать! И всегда рядом была Танька или хотя бы Оксана Тарасовна с ее ро́бленными, чтобы нашептать заговор на затворение крови, влить зелье – да просто – поддержать! А здесь, в Ирии, ей хуже, чем Робинзону – тот хоть один был, а тут полно народу и все напакостить норовят!

– Нужна кипяченая вода, – укладывая парня, отрывисто бросила Ирка.

– Ну и как, по-твоему, я буду костер разжигать? – предъявляя Ирке когтистые лапы, резонно поинтересовался кот.

– Твои ж Старшие как-то справлялись! – огрызнулась Ирка.

Кот надулся, став похожим на большой лохматый шар линялой шерсти. Ирка прекрасно понимала, что не должна упрекать кота, но ситуация была такая развеселая, а что делать, настолько непонятно, что до крика, до вопля хотелось поругаться хоть с кем!

– Что они вообще думали, эти Старшие Звери, когда все устраивали? – злилась Ирка, поднося к кучке коры освобожденную от непроницаемой целлофановой оболочки зажигалку. В лицо немедленно пыхнуло чадом, Ирка сморщилась. Если ты живешь в древней саманной хате на дне городской балки, вовсе не значит, что ты умеешь складывать настоящий охотничий костер и разжигать огонь трением! – Сперва фактически похитили… еще обдурить пытались, будто помогают! Угрожали мне, угрожали моим друзьям. И надеялись, я после этого их Повелителю что-то хорошее сделаю? Да я бы ему злобную бяку устроила при первой возможности!

– Даже не спросив, что ему от тебя нужно? – раздался голос из шалаша и потом кашель.

– Очухался? – Ирка на всякий случай заглянула в шалаш – проверить, действительно ли такие разумные вещи говорит именно Пенек. На очухавшегося Пенек походил мало, скорее на ожившего мертвяка: бледный, круги под глазами черные, светлые волосы потемнели от крови и пота. Жестяная кружка с водой упорно переворачивалась, только с третьей попытки удалось пристроить ее над тлеющими углями. – Чего надо Прикованному, пусть вот он скажет! – закапываясь в сумку, она мимоходом кивнула на кота.

– Не знаю я! – Поджав под себя лапы, кот пристроился у костерка, точно в жаркой ирийской ночи ему было холодно. – Год назад…

* * *

Вольный Народ, Пушистый, но Когтистый, жил где вздумается и гулял сам по себе. Но Кошкин Дом всегда считался резиденцией Народа, ничуть не уступающей, а то и превосходящей Змеевы Пещеры. Улиц в Кошкином Доме почти не было: три-четыре центральные, ведущие к самому большому рыбному рынку Ирия, где можно было купить все – от мелкой кильки до морского вола, питающегося не рыбой, а рыболовами, а в специальных конных рядах торговали идропами – полуконями-полурыбами для морских путешествий. Все остальное пространство занимали крыши: скатные – для прогулок, и плоские – для мартовских балов и концертов. Под крышами располагались молочные: двухцветные кошечки в крахмальных передниках подавали завезенное из мира людей молоко в тончайших фарфоровых молочниках, а чистоцветные дамы и кавалеры деликатно погружали усы в густые сливки после ночной прогулки по крышам. И обсуждали доставленные предприимчивыми купцами новинки из мира людей: теплые кошачьи домики, уютные диваны с подушками и человеческие тапки. Счастливые!

Наверное, только пестроцветные изгои Народа знали о существовании в Кошкином Доме совсем других мест. Решетчатая дверь открылась и захлопнулась, послышались мягкие, но тяжелые шаги, и на лежащего на дне подземной камеры узника упала огромная тень.

– Отвали, и так темно, – хмуро буркнул пестрый и едва слышно зашипел от боли в переломанных ребрах.

– Встань! – приказал холодный мурлыкающий голос.

Пестрый кот с трудом поднял голову и увидел нависающую над ним громадную морду с пылающими алыми глазами.

– Ирусан, Старший Кот, – пестрый дернул хвостом, что, конечно, не было знаком уважения к повелителю всех котов и кошек, львов и тигров, гепардов, ягуаров и прочих кошачьих. Коты не любят выполнять приказы, но они рациональные существа, понимающие, что быть грубым с тем, кто способен одним когтем распороть тебя от ушей до хвоста, много опасней, чем есть тухлую рыбу с помойки. Пестрый с трудом подобрал лапы под себя и, тяжело поводя боками, поднялся, изо всех сил стараясь не шлепнуться обратно брюхом на грязный мокрый камень.

– Хорррош! – протянул Старший Кот, разглядывая драное ухо, полуослепший глаз и кровавые пятна на свалявшейся шерсти узника.

– Видел бы ты их! – в неповрежденным глазу пестрого сверкнуло неукротимое пламя.

– Я видел. Братья Нару и Тайо из высокого дома Корат Си-Сават требуют утопить пеструю помоечную тварь, что осмелилась взглянуть нечистым взором на их сестру, чистоцветную деву Дару.

– Я этой красотке еще и мяукал на карнизе, – нагло прохрипел пестрый.

– Признание получено, – с мягкой непреклонностью объявил Старший Кот. – Братья Корат в своем праве… – и крикнул в сторону решетчатой двери: – Несите ведро!

Пестрый понял: ни отсидеться, ни отшутиться, ни смотаться не получится, и стройный силуэт юной кошечки в окне станет последним добрым воспоминанием в его пестроцветной жизни. А просто самым последним будет лапа Старшего Кота и грязная вода в старом тюремном ведре.

– Трусы! Зажравшиеся жирные котяры, только и достоинства, что чистый цвет! – собираясь с остатками сил, прошипел пестрый. – А я все равно не жалею! Она того стоила!

– О да, дамы рода Корат – это… – неожиданно согласился Старший Кот, и в голосе его проявились протяжные мурлыкающие интонации. – «Шерсть гладкая, с подшерстком, как небо, и кончиками волос, подобными серебру; а глаза сияют, как капля росы на листьях лотоса»[18]. – Он вдруг заговорщицки подался к пестрому, и огромная морда оказалась совсем близко. – А хочешь попасть в мир, где пестрые равны чистым, где ты будешь самым здоровым и сильным котом, а все кошечки, даже самые прекрасные – твои?