Книга Язычник - Александр Мазин

За это Наталия его особенно любила. За то, что в свои семнадцать (зрелый возраст для вождя русов) великий князь киевский не утратил очарования юности.

Только одного не хватало ей для счастья. Сына.

Глава шестнадцатая«Я воспитаю его как собственного сына»

– Олав, сын Трюггви! – неторопливо, будто смакуя, произнес Владимир. – Что ж ты скрыл от меня такую важную вещь, ярл Сигурд?

– Я боялся за племянника, – честно ответил ярл. – Ты ведь был дружен с убийцей его отца?

– Дружен? – Владимир усмехнулся. – Я ходил в вик с сыновьями Гуннхильд, это верно. Но ты – мой человек. Мой воевода. Ужели ты не знаешь, что у нас не предают своих чужим? Ты оскорбил меня, Сигурд, – Владимир сокрушенно покачал головой. – Ты поступил так, будто у меня нет чести.

Сигурд смутился еще больше. Однако возразил:

– Ты – конунг. У конунгов другая честь, чем у бондов и хускарлов.

– У меня честь только одна, – сурово произнес Владимир. – И эта честь требует доказать тебе, что ты важнее для меня, чем любой чужак. А поскольку твой племянник, Сигурд, показал себя очень хорошо, то я хочу приблизить его к себе. Он будет есть за моим столом, сидеть рядом со мной на советах и даже сопутствовать мне в битвах. Я буду воспитывать его как собственного сына. И помогу ему стать тем, кем он был рожден. Разумеется, ты тоже будешь рядом, Сигурд Эйриксон, – добавил князь, чтобы ярл не подумал, что он хочет отнять его пляменника. А сейчас иди и позови его. Я хочу сам сказать моему дружиннику о его новой судьбе.

– Благодарю тебя, мой конунг! – Сигурд поклонился настолько низко, насколько позволяла ему гордость ярла. – Прости, что усомнился в твоей дружбе!

Добрыня вошел в светлицу, едва Сигурд ее покинул. Дядя Владимира видел и слышал все через потайное окошко.

– Ты был прав, когда не захотел выдать мальчишку Харальду, – сказал он. – Теперь Харальд Серая Шкура мертв, но убил его не Хакон-ярл, а давний недруг Серой Шкуры – Золотой Харальд. А Хакон-ярл напал на Золотого Харальда, когда тот ослабел после битвы с Серой Шкурой, захватил его и повесил. А потом присягнул конунгу данов. Я очень удивлюсь, если изрядная часть нурманов не захочет подчиниться Хакону. Им стоит узнать, что сын настоящего конунга Трюггви – твой дружинник. Тогда всякий нурман, недовольный Хаконом, может прийти к тебе. И через год у нас будет такое войско, что Ярополк обгадится, увидев все его знамена.

– Если только Ярополк не придет к нам этой осенью.

– Он не придет! – уверенно заявил Добрыня. – Свенельд покинул его, а с остальными воеводами Блуд управится. А даже если и придет – неужели ты боишься этого мягкотелого христианина?

– Я его не боюсь, – спокойно ответил Владимир. – Однако он – тоже сын моего отца. В нем тоже живет дух воителя.

– Он – христианин, – пренебрежительно произнес Добрыня. – Этим всё сказано. Это земля наших предков и наших богов. Здесь нечего делать ромейскому висельнику.

Владимир пристально посмотрел на дядю. Полянин Добрыня говорил с полным основанием. Его предки действительно жили на землях Киева очень давно… И так же давно платили дань тем, кто ими правил. Отец Владимира очень развеселился бы, услышав такие слова от полянина. «Наша земля». Это – моя земля, сказал бы он. Моя и моей руси. А вы все – мои холопы.

Но Владимир сам был наполовину полянином. Поэтому он смолчал. Тем более что Добрыня был прав. Его младшему брату никогда с ним не сравниться. Именно Владимир унаследовал удачу и силу отца. И его богов.

Глава семнадцатаяЖивое доказательство измены

– Дурак! Ну дурак! – Сергей в сердцах хлопнул ладонью по столу. – Страус чертов! Голову в песок – и все в порядке!

– Страус – это кто? – заинтересовался Славка.

– Птица такая, – буркнул Сергей. – В Африке живет. Если испугается – башку в песок засунет и думает, что спряталась.

– Наврали тебе, батя, – усомнился рассудительный Артём. – При этакой повадке сожрали бы местные лисы да волки твоих страусов – и потомства не осталось бы.

– Может, и наврали, – согласился Сергей. – А может, и нет. Страус – здоровенная птица. Повыше лошади.

Артём задумался, потом сказал:

– У арабов тоже такая птица есть. Рук называется, елефантами питается. Хвать елефанта за бока – и уносит к себе в гнездо. Птенцов кормить.

Славка хихикнул. Понял, что братец шутит.

– Страус не летает, – хмуро проговорил Сергей. – И не о страусе речь, а о князе нашем скудоумном. – И залпом влил в себя здоровенный бокал густого ромейского вина семилетней выдержки.

– Ты, бать, на ромейское-то не очень налегай, – заметил Артём. – Нам сегодня еще с печенегами толковать.

– Мне это вино – что твоему елефанту дробина… – проворчал Сергей, однако бокал отставил.

– Не кручинься ты так, батя, – сказал Артём. – Ярополка ты не переделаешь, а ночная птица дневную всегда перепоет.

– Думаешь, это Наталия его отговорила? – Сергей потер шрам на виске. – Может, тогда матушку вашу попросить, чтоб вразумила княгиню? Наталия ее слушает…

– Княгинюшка наша праздная говорит то, что Ярополк услышать хочет, – возразил Артём. – А Ярополку лишь бы на печи сидеть. Разбаловала его спокойная мирная жизнь да верные воеводы.

– Ничего себе – мирная! – возмутился Славка. – Да мы три раза на седьмицу…

– Рот закрой, когда старшие говорят, – сухо произнес Артём. – Я, бать, когда в позапрошлом году в Германию послом ходил, в Кведлинбурге на большом пасхальном сборе у императора побывал. Посмотрел на тамошних князей да бояр – и понял, как у нас мирно. Вот где волки! Чуть кто захромает – сразу на части рвут… Если вожак не цыкнет. И он, вожак, тоже всегда начеку. Иначе такую стаю не удержать. Вот это власть. Страшная, но крепкая. А Ярополк, он с детства чужим умом живет. То Ольга за него думала, то Свенельд. Теперь вот Блуд, ублюдок моравский, его под себя подминает. А он ведь не дурак, князюшка наш. Чует, что слабого вождя уважать не будут. И больше всего боится слабость показать. И очень хочет славу стяжать. А всей его славы – брата меньшого в глупом толковище удавил.

– Ты там не был, Артём! – не выдержал Славка. – А я был! Там сеча была. Там друга моего убили! А ты – толковище! – Славка фыркнул сердито.

– Если бы я там был, – спокойно произнес Артём, – никого бы там не убили.

– Ага! Все бы сами разбежались! Еще бы – воевода Артём пожаловал!

– Славка, ты неправ, – пресек конфликт Сергей. – Друга твоего, конечно, жаль, но погиб он исключительно из-за гордыни нашего князя. Вольно ж ему было—с меньшей дружиной на Овруч идти. Тем более самому. Послал бы воеводу со старшей гридью – тысяч пять. Или, коли уж так хотелось брата поучить, – вышел бы с ним на единоборство. Тем более что мы знаем: на мечах он бы Олега запросто одолел. А еще лучше: уважил бы гордость Олегову и позвал как равного на переговоры.