Книга Смешная девчонка - Ник Хорнби

Из программы торжественного вечера BAFTA

«„Барбара (и Джим)“: золотая свадьба».

Октябрь 2014 г.

24

Софи пыталась припомнить, доводилось ли ей видеть себя на большом экране, и решила, что не доводилось. Если не брать в расчет маленькую роль четырех– или пятилетней давности в том специфическом фильме с Юэном Макгрегором{89}, где она сыграла мать его невменяемой бывшей жены и, кажется, присутствовала на премьере – Юэн, Рос и Джим Бродбент{90} вытащили ее на поклоны. А осталась ли она на показ фильма? Вроде бы да. Ей запомнились длинные куски «Барбары (и Джима)», она могла проговаривать реплики в унисон с персонажами, но при этом зачастую не помнила, что вчера ела на ужин. Впрочем, она и не пыталась это вспомнить – ее ужины в большинстве своем того не стоили, но вот непослушная память в таких случаях ее злила.

Потом Софи все же сообразила: она никогда не видела эту версию самой себя в киноформате – версию двадцати одного года от роду. А видела она только себя нынешнюю, содрогалась и отводила глаза, не зная, как стереть из памяти морщины на лице, а потом и комковатую бесформенность тела. На премьеру «Шмен-де‑фер» она вообще не пошла – это был снятый в Уэльсе кошмарный фильм, где она сыграла в паре с французским поп-идолом. (Несколько лет назад на никому не известном ночном телеканале, одном из сотен, на которые упрямо подписывался Деннис, показывали этот бред, и она, сколько могла, посмотрела. Но без Денниса нечего было и думать вновь найти этот канал.) А теперь вот «Барбару (и Джима)» показали на большом экране – по ее сведениям, впервые.

Больше на такое мероприятие она без предварительной подготовки не пойдет, это точно. Поначалу еще была надежда, что юбилейный вечер станет желанным событием, что она с радостью повидается с друзьями, вспомнит прошлое, согреется в лучах похвал и любви. А кроме того, она надеялась, что достигла такого жизненного этапа, когда сможет слушать воспоминания о Деннисе и не чувствовать себя так, словно у нее через горло вытаскивают внутренности. Но нет, не достигла, да еще и морально не подготовилась к тому, что скорбь ее будет выглядеть не столь уж благообразно. Что красота осталась в прошлом – это не беда, все лучше, чем прошлое без красоты, жаль только, что преимущества, даваемые красотой, давно ушли. И Софи чувствовала, что невольно нагоняет тоску не только на себя, но и на окружающих – на всех, кто поднялся вместе с ней на сцену, на всех, кто сидел в зале, даже на молодежь, убежденную, что лекарство от старости – это лишь вопрос времени. Смотрите все! Над мною властны годы. Померкло мое разнообразие навек!{91}

После просмотра зажегся свет, и аудитория взорвалась неудержимым шквалом вопросов: «Вы сильно промокли в „Новой ванной“?», «Джим, если бы вы могли начать жизнь сначала, вы бы остались с Барбарой?», «Расскажите, пожалуйста, Тони: как организован ваш творческий процесс?», «Я бы хотела попросить каждого из вас назвать свой любимый эпизод», «Как вы считаете, кто на сегодняшний день лучшая комедийная актриса?», «Почему на телевидении больше не стало таких смешных сериалов, как „Барбара (и Джим)“?» (Аплодисменты), «Когда вы узнали, что будете участвовать в классическом ситкоме?» Неужели людей действительно интересовали ответы или им просто хотелось, чтобы кто-нибудь из съемочной бригады посмотрел в их сторону?

Громче всех (демонстративно, если уж говорить без обиняков) смеялись те, кто помоложе. Одни смотрели сериал еще детьми, а другие, преимущественно девушки, даже для этого были слишком молоды. Софи нередко слышала от молодых женщин, что она послужила для них источником вдохновения, что своими успехами в комедийном жанре они обязаны ей одной. Но впоследствии, пытаясь смотреть их фильмы, слушать записи, читать рассказы и сценарии, она не понимала, как это соотносится с ее личностью. Если кто-то и впрямь усматривал ее причастность к этим шуточкам на темы анального секса и вагинальной гигиены, ей следовало бы принести извинения британскому народу.

Показ включал пилотную серию и «Новую ванную». Многие другие эпизоды не сохранились: на Би‑би‑си записи делались поверх старых. Софи, конечно, расстраивалась, что огромная часть ее лучших телевизионных работ утрачена, но зла не держала. Это были всего лишь комедии пятидесятилетней давности, рассчитанные на зрителей, которые уже давно одряхлели, а то и ушли в мир иной. В ту пору, когда никого еще не тревожило, что планета тонет в кучах мусора, пленки, можно сказать, были утилизированы, хотя это слово тогда еще не вошло в обиход. Из первоначальных шестидесяти эпизодов сохранилось штук десять-двенадцать, да и те в основном по чистой случайности: время от времени кто-нибудь из инженеров или монтажеров находил бобину с пленкой на чердаке или в сарае. Таких находок оказалось немного, но, по-видимому, достаточно.

– Следующий вопрос, – сказал ведущий юбилейного вечера, серьезный юноша из Британского института кинематографии, державшийся с таким видом, будто никогда в жизни не смеялся и не смотрел английских комедий.

Какой-то небритый молодой человек резко поднял руку, ведущий жестом предоставил ему слово, и всем пришлось ждать, когда до него дойдет микрофон.

– Вам никогда не хотелось вернуть к жизни своих персонажей? – спросил он. – Конечно, при наличии добротного сценария и добротной идеи.

Софи засмеялась. Она всегда четко представляла, как должен звучать ее смех, но выходило почему-то иначе: хрипло, скрипуче, вяло. Ужас в том, что все эти хрипы и скрипы, недомогания и бессонницу она по привычке считала временными явлениями. Раньше они и были временными. Теперь стали постоянными.

– Что скажешь, Клайв? – Софи переадресовала вопрос ему.

Между прочим, в тот вечер она испытала внезапную неловкость за свою манеру речи. В ней не осталось ни следа Барбары из Блэкпула. Наоборот, она говорила как гранд-дама. Пятидесятилетним юбилеем сериала «Барбара (и Джим)» измерялись полвека ее жизни в Лондоне. В конце-то концов, на севере страны она провела всего лишь треть своей жизни.

Клайв подремывал, и Софи вновь обернулась к залу:

– Неужели кто-то захочет смотреть, как ноют старики?

В зале раздались смешки, выкрики «Да!», «Захотим!» и аплодисменты.

– Зачем же ныть? – сказал все тот же заросший щетиной парень.

– Вы правы, – ответила Софи. – Это лишнее. То есть в жизни это лишнее.