Книга Хищники с Уолл-стрит - Норб Воннегут

Я работаю в большой нью-йоркской брокерской фирме. И имею дело с таким дерьмом что ни день.

Порой Фитцсиммонс и Маммерт грозили мне как свидетелю. Порой – как соучастнику. Каждый по очереди разыгрывали то хорошего, то плохого полицейского. Метаморфозы давались им нелегко, потому что оба предпочитали мрачную, злобную роль. В конце концов шибануло меня только одно.

* * *

– Вы сходитесь с Сэм Келемен живот к животу? – Это был даже и не вопрос. Фитцсиммонс скорее обвинял меня, чем спрашивал.

– Сплю ли я с ней? Это вы имели в виду?

– Стыковка промежностями и обмен соками, – растолковал Маммерт.

Краска бросилась мне в лицо.

– Ну, всё! Я звоню своему адвокату.

Офицеры выжидали, пока я смешивал ядовитый коктейль: две части негодования, одна часть потрясения и солидная доза «поцелуйте меня в жопу».

Поначалу никто не шевелился. Никто ничего не говорил. Мы просто сидели. Полицейские смотрели на меня. Я смотрел на них. Длинная стрелка на моих часах отщелкала 15 секунд. Фитцсиммонс хрустнул костяшками своих мясистых пальцев.

Хорошо, хоть не шеей.

Часы на стене оттикали еще 30 секунд. Челюсть Маммерта, выгрызающего заусенец, выпятилась под чудовищным углом, придав ему еще большее сходство с хорьком, чем обычно. Сорок пять секунд в безмолвии комнаты, переполненной нервными тиками, равнялись вечности.

Наконец я извлек из кармана сотовый телефон, взмахнул им, как мечом, и сказал:

– Мой адвокат. Теперь вы меня слышите?

– Валяйте, – с усмешкой подбодрил Фитцсиммонс. – Адвокатствуйте. Мэнди Марис очень понравится то, что она от нас услышит.

– Точно. Можете сказать ей, как мы сидели в большой комнате для переговоров и я снова и снова повторял одно и то же. Опуская факты, тянущие на грандиозную статью.

Я ожидал, что Фитцсиммонс провернет головой и захрустит шеей, но здоровяк решил оставить свои позвонки в покое. И вместо того вцепился мне в глотку.

– Давай я опишу декорации, отморозок. Гуру с Уолл-стрит допрошен по поводу смерти его лучшего друга. – Он помолчал, чтобы заручиться моим вниманием. – Вот тут и начинается самое интересное. – Он провернул головой для драматического эффекта. – Не привела ли к убийству встреча любовников? Уйма вопросов касательно поведения этого брокера с чарующей, притягательной вдовой.

– Трудновато не трахнуть, – едко докинул Маммерт.

– Когда доходит до инсинуаций, – продолжал Фитцсиммонс, – «Нью-Йорк пост» срывает лавину дерьма. В Бостоне такое не проскочило бы. – Зевнув, он полюбовался своими ногтями. – Даже гарвардца можно соблазнить деньгами.

– И шикарной попкой, – добавил Маммерт.

– Интересно, что подумают ваши клиенты, – неискренне вздохнул Фитцсиммонс.

– Ваши клиенты, – эхом отозвался Маммерт.

Вот и приехали.

– Почему бы вам не набрать в рот свежезаваренного и помолчать в гребаную тряпочку? – огрызнулся я на офицера с хорьковой физиономией.

– Ну-ну, – то ли успокоительно, то ли насмешливо произнес Фитцсиммонс. А может, и то, и другое сразу.

Маммерт тоже хотел было сказать «ну-ну», но вовремя одумался, увянув под моим пронзительным взглядом.

– Знаете, – сказал Фитцсиммонс, – бьюсь об заклад, «Нью-Йорк пост» читают и в Номе, штат Аляска.

– Все новости, годные для публикации, – добавил Маммерт.

– Не та газета. И я не ваш субъект.

– Интересно, как на это посмотрят эскимосы, – не согласился крупный полицейский. – Утренняя газета, несколько поленьев в печи, рассказы о скандалах с дальних подступов Уолл-стрит. Фондовый брокер, отказавшийся содействовать полиции. Материал поинтереснее, чем гонять на собаках весь день.

– Ладно, ладно. Понял.

– Я знал, что вы примете мою точку зрения, – заявил Фитцсиммонс. – Давайте вернемся к началу. Давно ли вы знакомы с Сэм и Чарли Келеменом? Что вам известно об их браке? Когда вы впервые заподозрили схему Понци? Знала ли о ней Сэм Келемен? – И так далее.

– Ваш интерес ко мне совершенно лишен оснований, – протестовал я не раз и не два. – Когда Чарли погибал, меня видели пятьсот человек. Почему бы вам не заняться людьми, вкладывавшими деньги в фонд фондов Чарли?

– Предоставь сыск нам, гарвардский парень.

Ненавижу это прозвище.

Спустя три часа от начала полицейского допроса я вышел через парадное крыльцо отделения полиции на 54-й стрит, чувствуя себя как звезда фильма Альфреда Хичкока – несправедливо обвиненный невиновный. Мобильник сообщал, что в голосовой почте скопилось 23 сообщения.

* * *

Бессмысленно петляя по улицам Уэст-Сайда с головой, заполненной туманом апатии, я направлялся к своим апартаментам. Улицы сливались перед глазами в какое-то размытое пятно, пока я не миновал «Звезду Бомбея» – индийский ресторан на 8-й. Перед ним устроили пикет трое или четверо членов профсоюза с транспарантами и всем причитающимся. Они хрипло скандировали: «“Бомбей” – нет плохей».

Один из них сунул мне в руку желтую листовку и повторил:

– «Бомбей» – нет плохей, брат.

На листовке был изображен человек в тюрбане – предположительно, владелец – безобразный и суровый. Его фото окружали карикатурные крысы. Ниже профсоюз перечислял претензии.

У всех свои заморочки.

Мое внимание переключилось на Клиффа Халека. Мы говорили почти каждый день. Наша работа требовала постоянного общения из-за дел, которые я генерировал для его команды: – коллары с нулевой ценой, предоплаченные форварды и все прочие хеджи на большие пакеты ценных бумаг. Клифф – мужик занятой, весьма востребованный консультантами ОФЛ. Сколько времени пройдет, прежде чем нам больше не о чем будет поговорить? Наша дружба потихоньку сойдет на нет.

Опять же Энни. В последнее время она вертелась в моих мыслях. Ее рассказы, ее облик – я начал поддаваться на ее по-детски непосредственное обаяние. Как только я стану в СКК статистикой, просто очередным брокером, который пришел и ушел, много ли времени потребуется Энни, чтобы забыть меня?

А как насчет Попрыгунчика Джей-Джея, Фрэнка Курца и Радио Рея? Как насчет этих объедков, прованивающих наши этажи и гниющих в наших мусорных корзинах после ленча? Продолжая путь на север, я раздумывал о самой сокрушительной утрате из всех. На своей работе я командовал не людьми, а идеями. Теперь же стало нечем заполнить тайники моего сознания, нечем помешать зацикливанию на Эвелин и Финн. Мой островок шел на дно быстрее Атлантиды.

И под стихающее вдали скандирование «“Бомбей” – нет плохей» я понял чувства профсоюза.

Глава 47

Когда я вернулся в покой кондоминиума, подальше от угла 54-й и Абу-Грейб{107}, напутствие Фитцсиммонса неотвязно вертелось в моем мозгу. «Не будьте отморозком и не пытайтесь уехать. Нам это не понравится». Смысл вполне доходчив.