Книга Оппозиция. Выбор есть - Сергей Кара-Мурза

Ученые – крайний случай (о патологии – проститутках, обозревателях НТВ и Марке Захарове не говорим). Но ведь примерно то же самое мы видим и у шахтеров, и у рабочих Кировского завода. Все их «ультиматумы» не содержат, на мой взгляд, самого главного – оценки своего собственного выбора, который состоял в отказе от защиты советского строя. Без того, чтобы ясно и вслух не признать тот выбор ошибкой, о борьбе с режимом Ельцина (именно в его целостности, в его главном смысле) не может быть и речи. Все будет сводиться к «борьбе всех против всех» – шахтеры отнимут у учителей, врачи у шахтеров. А потом все истощатся до полной дистрофии, и Россия разделится на два «полуобщества», как в Бразилии. В «цивилизованной» половине будет идти борьба, будут партии, газеты. А внизу будет голод, наркомания, тотальная преступность – и тупая, ни к чему не ведущая ненависть. И если «низ» станет угрожать «верху», в верхней половине для защиты «цивилизации» сразу объединятся и правые, и левые. Как объединяются жители приличных кварталов Сан-Паулу против трущоб. Как весь «развитый мир» объединяется против «голодных орд Юга».

Но и о шахтерах нельзя говорить, если мы не можем получить ясного ответа от главных идеологов оппозиции. Из книги в книгу переходит тезис, что выход – в «соединении красного и белого идеалов». Формула повторяется, значит, за ней – осознанная позиция. Как ни крути, а она – приговор советскому строю. Речь не о том, чтобы что-то менять в практике советской жизни (менять надо было многое, на то и практика). Ведь предлагается принципиально изменить набор идеалов – манящей звезды. Приговор в том и состоит, что советский набор идеалов признан негодным. Шутка ли – соединить его с «белым». Думаю, приговор этот ложен в самой своей основе.

Куда нас ведет этот лозунг? Что он означает, пусть даже как поэтическая метафора? Ведь и красное, и белое движение были неоднородны. Кто носители красного идеала – Троцкий и Тухачевский или Сталин и Жуков? Допустим, тут все-таки ясно. Но с белыми сложнее. Кого я должен принять себе в духовные авторитеты, чтобы встать сегодня на правильный путь? Скажите мне, я имею право это знать.

Я перебираю в уме имена тех, кто олицетворял белое движение в России. Колчак? Но он – ставленник Запада, в комиссарах у него (советником от Франции) родной брат Якова Свердлова, приемный сын Горького, международный авантюрист. Генералы Алексеев и Корнилов? Они – военная рука западников-масонов, которые устроили трагедию Февральской революции и разогнали Российскую империю, как Горбачев СССР. Генерал Деникин, который послал Шкуро в рейд – ободрать золото и серебро с иконостасов церквей в центральной России? Что я могу взять у этих белых, что помогло бы мне найти сегодня выход из кризиса? Если идею великой России, то она в несравненно большей степени была выражена у красных, нечего мне у Врангеля искать.

А рядовое офицерство белых, не говоря уж о солдатах, никакого отношения к идеалам и интересам Колчака не имело. И когда улеглось братоубийство, эти люди стали до мозга костей советскими людьми – рабочими, врачами, офицерами (знаю по своим родным – среди казаков были и красные, и белые). Трагедия честных белых в том и была, что не оказалось идеалов, они растаяли. По инерции еще стреляли в русских людей, но чувствовали, что делают не то. Возьмите «Белую гвардию» Михаила Булгакова. Трудно найти образы, данные с большей симпатией. Какие там у этих «лучших белых» идеалы? Они были примерно в том же положении, что сегодня интеллигенция: создали себе либеральную утопию, пустили реки крови – и с ужасом видят, что ошиблись. А сил признать это и повернуть нет. Хотя у половины белых офицеров такие силы нашлись – так они от белого идеала отказались. О чем же сегодня идет речь, о соединении чего с чем? Я думаю, что идея о соединении с белым идеалом – надуманная. Нам просто показалось, в смуте 1991 года, что люди туда тянутся – давай и мы за ними. А люди-то уже протрезвели.

И потом, кто же у нас сегодня в России воплощает «белый» идеал. У кого я должен что-то перенять? Березовский? Вряд ли. Те, кто говорят, что «социализм – путь к смерти»? Где тут идеал? Ведь идеалы не могут выражаться только в отрицании. Те, кто говорят, что царская Россия производила зерна больше, чем Англия, Франция, США и Канада вместе взятые? Когда я такое слышу, возникает ощущение чего-то лупоглазого и безнадежного. Есть верные и доступные данные о производстве зерна (одни США производили больше России). Имея зерна менее 500 кг. на душу (это – минимум на прокорм), царская Россия много вывозила, обрекая половину населения страны на постоянное недоедание, а многих и на голодную смерть. Но если интеллигент, претендующий на роль идеолога-патриота, не хочет знать сухих цифр, не может же он наплевать на статьи Л.Толстого о голоде! На статьи Салтыкова-Щедрина о зерновом хозяйстве в России и за рубежом. Или мы должны все забыть, а изобретать «белый идеал» из фильмов Говорухина? От такого идеала помощи не жди.

Сейчас, когда немного рассеялись официальные мифы, мы можем увидеть, что советский строй возник прежде всего как стихийное творчество масс, во многом вопреки планам и идеологии марксистов. Не думали они о национализации промышленности, наоборот, звали иностранцев брать концессии. Идея национализации пошла снизу, с заводов – так же, как крестьяне навязали большевикам свою мечту о национализации земли. Ведь большевики обсуждали вопрос о земле лишь на IV съезде РСДРП и отстаивали раздел земли в единоличную частную собственность крестьян (меньшевики были за «муниципализацию»). А в 1917 г. просто взяли программу эсеров, составленную по наказам крестьян.

Английский историк Э.Карр создал грандиозный труд – «Историю советской России» (до 1929 г.) в 14 томах, с таким дотошным изучением документов, какое нам, широкой публике, неведомо. Он пишет о том, что произошло после Октября: «Большевиков ожидал на заводах тот же обескураживающий опыт, что и с землей. Развитие революции принесло с собой не только стихийный захват земель крестьянами, но и стихийный захват промышленных предприятий рабочими. В промышленности, как и в сельском хозяйстве, революционная партия, а позднее и революционное правительство оказались захвачены ходом событий, которые во многих отношениях смущали и обременяли их, но, поскольку они представляли главную движущую силу революции, они не могли уклониться от того, чтобы оказать им поддержку».

Требуя национализации, рабочие стремились прежде всего сохранить производство (в 70% случаев эти решения принимались собраниями рабочих потому, что предприниматели не закупили сырье и перестали выплачивать зарплату, а то и покинули предприятие). Но вторым результатом было сохранение хозяйства для России. Ведь с начала века промышленность России быстро прибирали к рукам иностранцы. К 1917 году на долю иностранцев уже приходилось 34% акционерного капитала, а вывозимые из России в виде прибыли суммы достигли огромных размеров. Благодаря стихийным действиям рабочих индустриализация пошла в СССР целиком как создание собственного народного хозяйства.

В СССР сложился особый тип хозяйства и жизни людей. Его калечила «политэкономия социализма», навязавшая нам монетаризм под видом трудовой теории стоимости, но хозяйство развивалось (хотя могло бы лучше). Что же отбрасывают сегодня те, кто призывает принять новую систему идеалов? Негодную теорию – или сам тип советского хозяйства? Я боюсь, что могут выплеснуть как раз ребенка, а грязную воду оставить. Боюсь потому, что те, кто берется определять пути нашего развития, никакого интереса к сути советского проекта не проявляют. А проявляют непонятную агрессивность при робких попытках поднять о ней вопрос.