Книга Мост через вечность - Ричард Бах

Лесли улыбнулась во сне.

А что потом? Думал я. А потом еще больше, все время больше и больше постигать тому, кто любит жизнь. Учиться, заниматься, отдавать приобретенное другим любителям жизни и напоминать им, что мы не одиноки.

А что потом, когда мы прожили наши мечты до конца, когда мы устали от времени?

А потом: Жизнь есть!

Помнишь? Помни, что Я ЕСТЬ! И ТЫ ЕСТЬ! И ЛЮБОВЬ! ЭТО ВСЕ, — И ЭТО САМОЕ ГЛАВНОЕ!

Это и есть то-что-потом!

Вот почему истории любви не кончаются! Они не кончаются потому, что не кончается любовь!

В то утро, совершенно внезапно на протяжении ста секунд я знал как просто соединяется Все-Что-Есть. Я схватил блокнот, который лежал подле кровати, и выплеснул эти секунды на бумагу большими возбужденными черными буквами, которые казалось, можно было прочесть на ощупь:

Единственная реальность — Жизнь!

Жизнь дает сознанию возможность выбирать неформу или одну из бесконечного разнообразия триллионов форм — любую, которую оно может себе вообразить.

Моя рука дрожала и металась, слова быстро высыпались на голубые линейки бумаги.

Сознание может забыть себя, если оно захочет этого. Оно может изобрести пределы, творить вымысел, оно может представить себе, что существуют галактики, вселенные и вселенные вселенных, черные дыры и белые дыры, большие взрывы и стабильные состояния, солнца и планеты, астральные и физические пространства. Все, что оно воображает, оно видит: войну и мир, болезни и здоровье, жестокость и доброту.

Сознание может в пространстве трех измерений принять форму официантки, которая станет пророком и увидит Бога; оно может быть маргариткой, заклинателем духов, бипланом на лужайке, оно может быть авиатором, который только что проснулся и любуется улыбкой своей спящей жены; оно может быть котенком Долли, который вот-вот запрыгнет на кровать, чтобы попросить — мяу! — свой сегодняшний завтрак.

И в любой момент, когда оно этого пожелает, оно может вспомнить, кто оно, оно может вспомнить реальность, оно может вспомнить Любовь. В этот миг все меняется:

Долли припала к земле, как пуховой шарик, наполовину прикрыла голубые свои глаза серо-коричневой шерстью, прыгнула и перебила ниточку букв, которая тянулась за моей ручкой как мышиный хвостик, ударом оттолкнув руку от страницы.

— Долли, нет! — прошептал я сердито.

Ты не дал мне позавтракать! Я съем твою ручку:

— Долли, ну уйди! Брысь!

Ручки не даешь? — сверкнула она глазами. Тогда я съем твою РУКУ!

— Долли!

— Что у вас здесь происходит? — сказала Лесли, проснувшаяся от нашей возни, и пошевелила пальцами под одеялом. Не прошла и сотая доля секунды, как маленькое создание кубарем кинулось в атаку — иголочки зубов, двадцать острых когтей тут же были брошены на поединок с новым врагом котят.

— Котёнище Долли намекает нам, что пора начинать новый день, — вздохнул я, наблюдая сражение в самом разгаре.

Почти все из того, что я понял без слов, успело обезопасить себя с помощью чернил.

— Ты уже проснулся, вук? — сказал я. — Мне в голову только что пришла великолепнейшая идея, и если ты не спишь, я хочу рассказать тебе.

— Расскажи. — Она затолкала подушку себе под голову, избежав полного разгрома со стороны Долли чисто случайно, потому что Ангел Другой Котенок, ничего не подозревая, вошел в комнату. В тот же миг у Долли появилась новая цель для выслеживания и налета.

Я начал читать из блокнота то, что только что записал туда, — предложения, перескакивающие одно через другое, как газели через высокие заборы. Через минуту я закончил и взглянул не нее, отрывая глаза от бумаги.

— Много лет назад я пытался написать письмо себе в прошлом под названием «Вещи, которые теперь мне скажет любой, но которых я не знал, когда был тобой». Если бы только мы могли передать ЭТО тем детям, которыми мы были!

— Разве не забавно было бы сидеть на тучке, — сказала она, — и наблюдать, как они находят нашу записную книжку со всем, чему мы научились?

— Это, наверное, было бы грустно, — ответил я.

— Почему грустно?

— Ведь должно было случиться еще так много событий, прежде чем они могли бы встретиться. И эта встреча была бы не той, что теперь или пять лет назад:

— Давай скажем им! — воскликнула она. — Запиши в своей книжечке: А теперь, Дик, ты должен позвонить Лесли Марии Парриш, которая только что выехала из Лос-Анжелеса по контракту с кинокомпанией «XX Century Fox». Вот ее телефонный номер: си-рествью 6-29-93.

— Ну и что? — сказал я. — Я скажу, чтобы он обратился к ней со словами: Это звонит твоя родная душа, слышишь? Лесли тогда была уже звездой! Мужчины видели ее в фильмах и влюблялись в нее! Как ты думаешь, она пригласила бы на ленч этого мальчишку, который собирался убегать из колледжа, не закончив и первого курса?

— Да, если бы ей хватило сообразительности, она бы убралась поскорее из Голливуда!

Я вздохнул.

— Это не сработает ни в коем случае. Ему нужно сначала поступить в армию и летать на боевых самолетах, жениться и развестись, а потом только уже постепенно разбираться, кем он становится и что он знает. Ей тоже нужно вступить в брак и покончить с ним, самостоятельно учиться бизнесу, политике и способности постоять за себя.

— Давай тогда напишем ей письмо, — предложила она. — «Дорогая Лесли, тебе позвонит Дик Бах, он — твоя родная душа, поэтому хорошо веди себя с ним, люби его всегда».

— Всегда, вук? Всегда — это значит, что:

Я взглянул на нее, едва ли начав говорить, и замер от проблеска понимания.

Картины забытых снов, фрагменты жизней, затерявшихся в прошлом и будущем, засияли как цветные слайды перед моими глазами, щелк, щелк, щелк:

Женщина, которая находится сейчас на кровати рядом со мной, та, к которой я могу прямо сейчас протянуть руку, чьего лица я могу коснуться, — это она погибла вместе со мной в резне в колониальной Пенсильвании. Это та же самая женщина. Она — то дорогое мне смертное существо, к которой я устремлялся десятки раз, следуя невидимому повелению, и которая была повелителем для меня. Она — это ива, чьи ветви переплелись с моими; она — это клыки, бесчисленное число раз вступающие в кровавую грызню с волками, спасая от них своих детенышей; она — это чайка, которая повела меня за собой в небо; она — светящийся призрак на дороге в Александрию; она — серебряное воплощение Беллатрикской Пятерки; инженер комического корабля, которого я буду любить в своем отдаленном будущем; богиня цветов из моего удаленного прошлого; — щелк, щелк, еще раз щелк; картины, картины, снова картины.