Книга Бьющееся стекло - Нэнси-Гэй Ротстейн

— Вот как? Видишь ли, многие из нас выходили из зала между докладами. Кажется, как раз в это время Джек вызвал меня на пару слов. Жаль, что мы с тобой разминулись. Впрочем, это немудрено: здание такое, что не бывавший в нем раньше наверняка заблудится… — Джордж явно вознамерился увести разговор в сторону, но Диди не предоставила ему такой возможности.

— Потом я прошла по набережной к… ресторану «Гастон и Гастонетта»… — на сей раз он не попытался ее прервать. — Ты ведь помнишь это заведение, правда? Наверняка помнишь, мы с тобой гуда частенько захаживали. А наш столик помнишь? Тот, что Алан обычно выставлял для нас в теплые деньки, когда убирали стеклянную перегородку… Ни за что не догадаешься, кого я там увидела. Прямо на нашем месте.

Джордж сидел молча, держа в руке надкушенный круассан.

— Ну как, не догадываешься?

Внешне ее муж остался совершенно невозмутимым. Искушенный политик, прекрасно умеющий выпутываться из затруднительных положений, он всегда считал нападение лучшим способом защиты, а потому, как и ожидала Диди, перешел в атаку.

— Ну конечно, ты вообразила, что я завел интрижку. Увидела меня за деловым ланчем и решила, будто это подтверждает твои худшие подозрения. Увы… — он картинно воздел руки, — мне не в чем сознаваться. Ничего такого, о чем ты подумала, не было. Конечно, я понимаю, что могло прийти тебе в голову, когда ты проделала такой путь, не застала меня на месте, а потом еще и увидела в ресторане. Но если я и виноват перед тобой, то только в том, что не предупредил заранее обо всех моих встречах. Наверное, это моя ошибка, хотя мне просто не хотелось утомлять тебя подробностями… Дело в том, что, как ты прекрасно знаешь, когда мы перешли в оппозицию, я лишился своего штата, а как раз в нынешнем году Джоан была переведена в наше посольство в Париже. В последнюю минуту ее шеф распорядился, чтобы она сопровождала на конференцию того политического советника, про которого я тебе рассказывал. О том, что она тоже в Каннах, мне стало известно только уже здесь, на брифинге после прилета. И я решил, что должен пригласить ее на ланч.

— Неужто воспоминания о совместной работе значат для тебя столько, что ты пропустил симпозиум, единственно ради которого, как во всяком случае уверял меня, сюда и приехал? — Теперь Диди говорила напористо, уже не пытаясь скрыть обуревавшие ее чувства.

— Если хочешь знать, да. Я считал, что перед ней в долгу. Она была неоценимой помощницей, когда я работал в кабинете, и делала многое, выходившее за рамки ее прямых обязанностей. Она добровольно участвовала во всех мероприятиях в Оттаве, чтобы избавить от хлопот мою жену. Да, я хотел хоть как-то выразить ей благодарность.

— Вот оно что! Значит, ты держал ее за руку, чтобы выразить благодарность? Не давая ему времени придумать правдоподобное объяснение, она торопливо продолжила: — И давно это продолжается, Джордж? Неужели все пять лет, пока она работала в твоем штате? — Стоило Диди задать этот вопрос, как многое из прошлого прояснилось, открывшись для нее совсем другой стороной. — Так вот почему ты не хотел, чтобы я приезжала в Оттаву, когда тебя взяли в министерство! Все началось до того, как ты снова ушел в оппозицию! — Одно предположение провоцировало другое, заставляя вспоминать все новые и новые факты, что распаляло ее еще больше.

В результате она сказала куда больше, чем собиралась, обнажив перед ним всю свою обиду и боль.

— На эти обвинения я даже отвечать не стану, — тут же парировал Джордж. — Скажу только, что ты заблуждаешься. Жестоко заблуждаешься… — Жена смотрела словно бы сквозь него. Он помолчал, а потом заговорил несколько иным тоном: — Ладно, Диди. Вижу, что пока я не расскажу тебе все, ты мне не поверишь. Вообще-то мне следовало бы молчать. Дело конфиденциальное… Ты понимаешь, что вынуждаешь меня раскрыть чужой секрет?

Диди промолчала.

— Так вот, — продолжил он как ни в чем не бывало. — С тех пор как Джоан перевели сюда, она чувствует себя несчастной. Посол, ее нынешний начальник, — твердолобый консерватор. Он смотрит на все с позиции своей партии и считает то, что она так долго работала на либералов, чуть ли не преступлением. Постоянные напоминания об этом, вечные придирки — все это сделало ее жизнь невыносимой. Вот она и попросила у меня совета: подать заявление о переводе в другое место, что для государственного служащего равнозначно черной метке, или держаться. Я пытался ее успокоить.

— И что ты посоветовал? — На сей раз Диди отреагировала на его слова.

— После тушеной рыбы и шампанского, которые ты, не сомневаюсь, заметила, — сказал он, пародируя ее сарказм, — мне удалось убедить ее остаться. Я сказал, что легкой работы в правительстве не бывает. Всегда приходится жертвовать личными интересами. Нужно уметь отвлекаться от частностей и оценивать ситуацию в целом. Всякому, кто хочет сделать карьеру государственного служащего, необходимо научиться принимать не только хорошее, но и плохое… Впрочем, это справедливо не только для работы, но и для жизни вообще.

Диди знала цену его риторике и не хотела позволить ему перевести разговор в иную плоскость, однако Джордж, ощутив ее нараставшее раздражение, заговорил с еще большим напором:

— Посуди сама, будь мне что скрывать, разве повел бы я женщину в наш ресторан, за наш столик? Посреди бела дня? Разве я настолько глуп? — Заданный им вопрос являлся чисто риторическим: предполагалось, что ответ несомненен. — Кстати, сидя там с ней, я заказал столик и для нас с тобой, на сегодняшний вечер. Пойдем, или ты предпочтешь какое-нибудь другое местечко? — спросил он с таким видом, будто с досадным недоразумением было уже покончено.

— А почему ты ничего не рассказал мне вчера утром? — спросила Диди, все еще не желая признавать вопрос исчерпанным.

— Так ты бы все равно не поверила, — отозвался он с обезоруживающей простотой. — Все дело в твоей мнительности. Посмотри на себя: ты вся извелась из-за ничего не стоящего пустяка. Устроила бессмысленную сцену ревности! — Эту фразу Джордж произнес с негодованием невинной жертвы, но тут же смягчил тон: Милая моя Диди, ты всегда была такой уязвимой. Порой мне кажется, что на тебе по сей день продолжают сказываться детские обиды: переживания из-за полноты, одиночество, ущербное воспитание, лишившее тебя уверенности в себе. Все это имело место до нашей с гобой встречи. Я не несу ответственности за твое прошлое, но должен мириться с его отголосками… Прости, возможно, мне не стоило так говорить, но ты, наверное, сама знаешь, что это правда. И, кажется, в этом единственная причина, по которой ты не можешь понять, как сильно я тебя люблю.

Джордж прекрасно знал, чем пронять жену. Вопросы и обвинения прекратились сами собой. Смущенная и растерянная, она избегала его взгляда, как и слов, исполненных глубокого сочувствия.

— Знаешь, Диди, чего я с нетерпением жду? — подытожил Джордж. — Того времени, когда ты проживешь со мной столько же, сколько жила без меня. Осталось… дай-ка сосчитаю… — всего-навсего девять лет. Может быть, тогда ты позабудешь все, мучившее тебя до нашей женитьбы, и станешь наконец счастливой. Как счастлив с тобой я.