Книга Колесо тьмы - Линкольн Чайлд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Делая приготовления, Блэкберн думал о причудливых событиях последних семи дней и о том, как радикально изменилась его жизнь. Звонок из ниоткуда о древнем живописном полотне; первая встреча с картиной в номере отеля; освобождение ее от неискушенного и недостойного владельца; доставка на борт лайнера. А затем, в тот же самый день, неожиданная встреча с Кэрол Мейсон, ставшей на этом же судне помощником капитана. Какие, однако, повороты делает жизнь! В порыве горделивой эйфории он показал ей Агозиен, похвастался своей драгоценностью, а потом они трахались так неистово, с таким полнейшим самозабвением, что это, казалось, потрясло самые основы их существа. Но затем он увидел в ней перемену — точно так же, как ощутил оную в самом себе. Безошибочно узнал алчный, хищный огонек в ее глазах, жажду обладания, хмельной и безудержный отказ от всех старых и закоснелых моральных устоев.
Только тут он понял то, что должен был сообразить раньше: следует оберегать трофей со сверхъестественной тщательностью. Каждый, кто его увидит, возжелает им обладать. Потому что Агозиен — эта поразительная мандала-вселенная — имеет уникальную власть над человеческим разумом. Это мощная энергия, которая может быть выпущена на волю. И он, Блэкберн, находится в идеальном положении, чтобы эту энергию высвободить, благо располагает капиталом, здравым смыслом и, что самое главное, технологией. Со своей технологией оперативного доступа к графической информации он сможет донести графический объект в мельчайших деталях до всего мира, приобретая большую выгоду и личную власть. С его талантом и безграничным доступом к капиталу он сможет раскрыть секреты этого графического изображения и постичь механику поразительного воздействия на разум и тело человека, применить это знание к созданию других графических образов. Каждый на Земле — по крайней мере, каждый, кто хоть в малейшей степени что-то значит, — полностью подвергнется изменению. А он, Блэкберн, владелец оригинала, станет контролировать распространение копий. Мир станет иным — это будет его мир!
Но существует человек, который знает о совершенном им убийстве, — сыщик, последовавший за ним на борт этого судна. Сейчас Блэкберн был совершенно уверен в этом. Человек, который использует все доступные средства, даже обслуживающий персонал «Британии», чтобы отобрать у Блэкберна самую драгоценную его собственность. При одной только мысли об этом Скотт чувствовал, как у него ускоряется сердцебиение, а кровь бешено пульсирует в жилах. Он чувствовал ненависть настолько оглушительную, что начинало звенеть в ушах. Каким образом сыщик узнал про Агозиен, Блэкберн понять не мог. Быть может, Эмброуз еще раньше пытался продать мандалу этой ищейке? Быть может, это еще один посвященный? Но в конце концов, не имеет значения, как он узнал об Агозиене; так или иначе, часы его сочтены. Блэкберну уже приходилось видеть разрушительную работу тульпы[46], а тульпа, которую он недавно вызвал к жизни одной лишь силой своей воли, необычайно мощна и коварна. Ни одно человеческое существо не в состоянии от нее спастись!
Блэкберн сделал глубокий, трепетный вздох. Нельзя приближаться к Агозиену в состоянии ненависти, страха, во власти низменных эмоций. Пытаться осуществить мирские, суетные желания — все равно что носить воду решетом; задача невыполнимая и абсолютно бессмысленная.
Дыша глубоко и размеренно, он сел и закрыл глаза, концентрируясь на пустоте, а когда почувствовал, что зыбь в голове сходит на нет, поднялся. Подойдя к дальней стене, Блэкберн снял картину Брака, перевернул и, отсоединив фальшивую подложку, обнажил спрятанную под ней тханку. С величайшей осторожностью извлек и, старательно отводя взор, повесил с помощью шелкового шнурка на золотой крючок, специально вбитый в стену.
Затем Блэкберн уселся перед картиной в позе лотоса. Правая ладонь покоится на левой, большие пальцы соединены так, что образовался треугольник. Шея слегка наклонена, кончик языка касается нёба над верхними зубами. Взор устремлен куда-то в пол и расфокусирован. Только после этого Скотт медленно поднял глаза на Агозиен-мандалу.
Волшебный образ освещало мерцающее пламя свечей на серебряных подставках; оттенки желтого и золотого дивно играли на поверхности тханки, переливаясь, точно жидкий металл. Постепенно, очень постепенно мандала открылась Блэкберну. Он чувствовал, как ее мощь течет сквозь него медленным потоком.
Агозиен-мандала представляла собой целый мир, отдельную вселенную — не менее сложную, замысловатую и глубокую, чем наша, только запертую в двухмерное пространство с четырьмя краями. Но, глядя на Агозиен, посвященный магически высвобождал его образ из плоской темницы. Он приобретал внутри сознания форму и очертания; удивительные, переплетающиеся линии становились подобием электрических проводков, наполненных током души. По мере того как Блэкберн сливался с картиной, а картина сливалась с ним, время замедлялось, растворялось и наконец полностью перестало существовать. Мандала заполнила сознание и душу, полностью им овладевая. То было пространство без пространства, время без времени — все и ничего одновременно…
Тишина, повисшая в неярко освещенной гостиной тюдоровских покоев, противоречила царящему в каюте затаенному напряжению. Констанс стояла перед Пендергастом, наблюдая, как специальный агент спокойно пьет чай.
— Ну и?.. Мы не можем сидеть так весь день. — Констанс сделала глубокий вдох. — Алоизий, я не могу поверить, что ты сейчас так спокойно отстаиваешь то, что отвергал всю жизнь.
Пендергаст вздохнул с плохо скрытым нетерпением:
— Пожалуйста, защити мой интеллект от столь бессмысленного спора.
— Каким-то образом Агозиен отравил твой ум.
— Агозиен ничего подобного не делал. Он освободил мой ум. Очистил от бесплодных и закоснелых условностей морали.
— Агозиен — инструмент зла. Монахи знали это.
— Ты имеешь в виду монахов, которые сами были слишком боязливы, чтобы даже взглянуть на него?
— Да, и они оказались мудрее тебя. Похоже, Агозиен отнимает у человека все хорошее и доброе и… как-то влияет на тех, кто на него посмотрит. Вспомни, что он сделал с Блэкберном: тот пошел на убийство, чтобы им овладеть. Посмотри, что он делает с тобой.
Пендергаст усмехнулся презрительно и самодовольно.
— Он ломает слабый ум, но укрепляет сильный. Достаточно вспомнить ту горничную или капитана.
— Что?!
— Право же, Констанс, я ожидал от тебя большего. Конечно же, Мейсон видела Агозиен, какое еще объяснение тут может быть? Каким образом — это уж я не знаю, да и не хочу знать. Именно она стоит за исчезновениями и убийствами, которые тщательно планировались, как ты можешь заметить. И делалось все лишь затем, чтобы спровоцировать бунт, овладеть судном и повернуть его к гибели.
Констанс смотрела на спецагента как громом пораженная. Гипотеза казалась совершенно фантастической. Или же все-таки нет? Почти вопреки самой себе девушка почувствовала, как детали начинают укладываться в схему.