Книга Инжектором втиснутые сны - Джеймс Роберт Бейкер

— Не хочу! Не хочу ничего слышать!

— Я тоже любил ее, Шар. Она была необыкновенной…

Она завопила, чтобы заглушить меня.

— Послушай, Шар… — я притронулся к ее руке, и она набросилась на меня, продолжая кричать. Я вскинул руки, прикрывая лицо. Если б у нее было оружие, она убила бы меня, это уж точно. Будь у нее нож, она колола бы им меня даже после того, как я был бы мертв. Наконец, она выскочила из машины.

И бегом бросилась по тротуару. В этой дешевой одежде и с таким макияжем она похожа была на шлюху, спасающуюся от разъяренного сутенера. Заправщик на колонке заорал на меня, когда я рванул следом за ней. Она увидела меня бегущим и, резко свернув, помчалась через дорогу. Если б не случайный просвет в потоке машин, ее бы точно сбили. Но прежде, чем я успел проскочить следом за ней, поток снова сомкнулся. Она завернула за здание Тауэр Рекордс, и я потерял ее из виду. Наконец, мне удалось перебежать на другую сторону, я кинулся следом за ней, но ее нигде не было. И тут я услышал ее вопль.

Я поднял глаза и увидел в витрине Тауэр Рекордс плакат с ее портретом в натуральную величину, рекламный плакат сингла «Преждевременное погребение». Она возвышалась надо мной в черной футболке и джинсах, руки скрещены на груди, ноги широко расставлены, волосы растрепаны и взбиты вверх, свежая вариация на тему «Stingrays» с пристальным взглядом голубых глаз. Еще один вопль, словно визг тормозов. Она была внутри, в супермаркете.

Я кинулся ко входу, но войти не смог. Помещение было битком набито ребятишками, которые пришли посмотреть на выступление какой-то группы. Я пытался протолкаться внутрь, и тут она опять закричала. Я нашел ее глазами — она была зажата толпой в дальнем конце. Из потолочных динамиков грохотала музыка, группа играла синтезированный римейк «Don't Worry, Baby». Вокалист, молодой блондин, выглядел ошеломленным. Он явно узнал Шар. Впрочем, остальные лишь смеялись — нервным, возбужденным смехом. Какая-то чокнутая дамочка, вульгарная потаскушка прорывалась вперед изо всех сил.

Я начал протискиваться, пытаясь нагнать ее. Наступал на ноги; толкнул локтем девчонку, которая огрызнулась: «Смотри, куда прешь!». Шарлен была в совершеннейшем исступлении; царапаясь, она пробивалась сквозь толпу, как рвущийся из капкана зверь. На миг наши глаза встретились, но похоже, она даже не узнала меня. Она погибала. С криками. Режущими, пронзительными, срывающимися криками. Это жутчайшим образом напоминало финал ее песни. Она была заживо погребена в магазинной толпе, тонула в море недружелюбных молодых лиц, задыхалась под грудами песка острого приступа агорафобии. Она ловила ртом воздух и продолжала кричать; волосы взлетали вихрем, а она все билась и продиралась сквозь плотную толпу.

Я почти нагнал ее у отдела пластинок с записями прежних лет. Даже коснулся пальцами ее плеча, но она дико отмахнулась и продолжала рваться вперед, к стеклянным витринам фасада супермаркета.

Не могла же она… Она так и сделала. Проломилась наружу сквозь витрину с ее собственным плакатом на стекле: силуэт, подсвеченный солнцем — и стекло рухнуло, еще в воздухе рассыпаясь осколками. Вокруг ахнули, как изумленно ахают, увидев прыгающего с перил моста. Шарлен упала на тротуар с высоты нескольких футов.

К тому времени, как я протиснулся к витрине, на улице уже орали сирены — подкатывали полицейские машины. За столпившимися я не мог разглядеть Шарлен, но ясно видел струйку крови, стекающую в трещину на тротуаре. Копы выскакивали из машин и осматривались. Я окликнул Шарлен по имени; один из копов поднял голову и узнал меня. Его рука потянулась к пистолету. Музыка все еще гремела, а я принялся пробираться через толпу обратно.

17

Шарлен поправилась. У нее было множество порезов, и она пять дней провела в клинике «Седарс». Окружной прокурор не стал пока выдвигать против нее обвинений, дожидаясь результатов расследования всех обстоятельств.

Деннис тоже оправился от «поверхностного ранения кожи головы». Его отпустили из клиники на два дня раньше Шарлен. Когда она наконец оказалась перед телекамерами, он держал ее за локоть. Новый отряд профессиональных телохранителей отгонял репортеров, пока Деннис вел свою натерпевшуюся жену через их толпу. На ней были «карамельные» темные очки, повязка через лоб; выглядела она заторможенной. Она не обращала на репортеров никакого внимания; многострадальный супруг провел ее к «кадиллаку»; за рулем сидел Большой Уилли. Машина уехала, унося трагическую семейную пару обратно, в их разрушенный прибережный, скрытый от глаз земной рай.

Билл Холтнер находился в клинике, в стабильном состоянии. Ему предстояла грандиозная по объему пластическая операция, прежде чем он смог бы снова показаться в баре знакомств; однако каким-то чудом врачам удалось сохранить ему язык. Он был предметом всенародного сочувствия, изливавшегося на него. Должно было пройти еще немало времени, прежде чем он сможет снова говорить, но когда ему позвонил Президент, он взял трубку и мычал в нее. И высоко поднял грифельную доску, на которой написал печатными буквами: «Благослови вас всех Господь». Если б он собрался куда-нибудь баллотироваться, то одержал бы полную и безоговорочную победу.

А я был избран психопатом года. Бывшие одноклассники, свидетели кошмара на Редондо-Бич, говорили, что я «всегда был несколько неуравновешенным». Некий анонимный источник описал меня как «обманчиво обаятельный, но таящий яростную злобу мачо-анахронизм, неудовлетворенный женоненавистник под личиной бабника». (Это могла быть только Линн.)

Я был расстроен, хотя не сказать, что сильно удивлен, когда и Нил оказался против меня. «Оглядываясь в прошлое, могу сказать, что это должно было случиться, — сообщил он тележурналистам, вернувшись из Нью-Йорка. — Когда я последний раз виделся со Скоттом, он шутил насчет массовых убийств, — он рассудительно покачал головой. — Знаете, этим — не шутят».

Адвокат Контрелла, любезный подонок из Сенчури-Сити, живописал, как Шарлен стала моей «навязчивой идеей», как я изо всех сил втирался в доверие Контрелла только для того, чтобы добиться физической близости с его хрупкой женой. Затем, после того, как мои намерения были раскрыты, я продолжал «преследовать» и «выслеживать» несчастную женщину, несмотря на все старания Денниса разумными доводами убедить меня отстать от нее. В конце концов, в ночь пожара, я силой ворвался в дом на Малибу, очевидно, с целью сексуального надругательства над объектом своей навязчивой идеи. Деннис действовал, как действовал бы любой храбрый муж, но мне удалось отобрать у него пистолет. Затем, выстрелив в него и без всякой причины убив его питомцев, я насильно увез его до смерти перепуганную жену. Находясь прежде всего в состоянии тяжелого эмоционального расстройства, миссис Контрелл не видела для себя другого выбора, кроме как присоединиться к моей усиливающейся преступной деятельности из страха разделить судьбу своего мужа. Пока мы ехали к Редондо-Бич, ее способность сопротивляться все падала, и к прибытию туда она уже полностью находилась под моим пагубным влиянием. Как иначе можно объяснить причудливое искажение психики (которое время от времени встречается у жертв террора), из-за которого она, как ни странно, появилась на встрече выпускников и приняла мою сторону в драке? Очевидно, тогда она верила, что ее собственное дальнейшее выживание зависит от моего спасения. Сильно ли это отличается от искалеченной психики Патти Херст, которая принимала участие в ограблении банка на стороне своих похитителей, хотя, согласно даже простейшей логике, она могла с легкостью повернуть оружие против них? Думаю, что нет, ваша честь. И, подводя итог, леди и домохозяйки на скамье присяжных, — неужели эта несчастная, измученная, затравленная женщина не натерпелась достаточно?